— Нет, прилагательное «черный» относится к его зловещей репутации, — ответил коммодор. — Кентов подберет вас в Марселе. Ваша миссия настолько важна, что мы позаимствовали его у русских. Вентуорт ангажирован нами тоже на сравнительно короткий срок, так как в ближайшее время он должен выполнить еще одну миссию. Если вы разобьетесь и выживете, он сможет провести вас через вражескую территорию лучше, чем кто-либо из известных нам людей, исключая Кентова. Вентуорт — непревзойденный мастер маскировки…
— Неужели? — с сомнением спросил Холмс, выпрямляясь и холодно глядя на офицера.
Осознав, что допустил оплошность, коммодор сменил тему разговора. Он показал нам, как надевать громоздкие парашюты, которые хранились под койками.
— А что случилось с молодым Драммондом? — спросил я его. — Я имею в виду приемного сын лорда Грейстока. Разве он не должен был быть нашим пилотом?
— Он в больнице, — ответил командор, улыбаясь. — Ничего серьезного. Несколько сломанных ребер и ключиц, печень, которая может быть разорвана, сотрясение мозга и возможный перелом черепа. Шасси его корабля сломалось, когда он сажал самолет вслепую, и он врезался в кирпичную стену. Он передает вам привет.
Внезапно появился капитан Вентуорт. Бормоча что-то себе под нос, он заглянул под наши одеяла и простыни, а потом и под койки.
— В чем дело, капитан? — спросил Холмс.
Вентуорт выпрямился и уставился на нас своими странными серыми глазами.
— Кажется, я слышал шорох крыльев летучих мышей, — сказал он. — Крылья трепещут. Гигантские летучие мыши. Но их нигде не видно.
Затем он вышел из кабины и направился по узкому коридору, специально проложенному так, чтобы пилот мог попасть в кабину, не вылезая наружу. Второй пилот, лейтенант Нельсон, разогревал моторы. Коммодор ушел через минуту, пожелав нам удачи. Выглядел он так, словно думал, что нам это понадобится.
Вскоре нам «позвонил» Вентуорт и велел лечь на койки или ухватиться за что-нибудь твердое. Аэроплан готовился к взлету. Мы забрались на койки, и я уставился в потолок, пока самолет медленно выруливал к стартовой точке, потом моторы «взревели», и машина помчалась, трясясь по лугу. Вскоре хвост рванулся вверх, и мы внезапно оказались в воздухе. Ни Холмс, ни я не могли больше просто лежать. Нам пришлось встать и выглянуть в иллюминатор в двери-люке. Вид земли, уходящей вдаль в сумерках, домов, коров, лошадей и повозок, ручьев, а затем и самой Темзы, уменьшающейся… уменьшающейся, вызывал у нас тревогу и возбуждение.
Холмс был седым, но я уверен, что не страх высоты стал тому причиной. Однако теперь он полностью зависел от ситуации. На земле Холмс был сам себе хозяин. В небе его жизнь была в руках двух незнакомцев, один из которых уже произвел на нас впечатление очень странного существа. Кроме того, слишком скоро стало ясно, что Холмс, какими бы крепкими ни были его нервы и каким бы спокойным ни было его пищеварение на земле, подвержен воздушной болезни.
Самолет летел все дальше и дальше, пересекая в темноте Ла-Манш, западную, а затем и юго-западную часть Франции. Мы приземлились на полосу, освещенную факелами. Холмс хотел выйти и размять ноги, но Вентуорт запретил ему это делать.
— Кто знает, кто бродит здесь в темноте, поджидая, чтобы опознать вас, а затем попытаться прикончить? — заметил он.
— Холмс, — сказал я, когда мой друг вернулся на свое место, — вам не кажется, что он несколько странно говорит о возможности шпионажа? И разве вы не почувствовали запах виски в дыхании пилота? Должен ли пилот пить во время полета?
— Откровенно говоря, я слишком плохо себя чувствую, чтобы обращать на это внимание, — фыркнул Холмс.
Дозаправка прошла без происшествий. Наступила полночь, и огромный самолет пронесся сквозь темную безлунную атмосферу. Лейтенант Нельсон забрался в свою койку с радостным сообщением, что к рассвету мы приземлимся под Марселем. Холмс застонал. Я пожелал парню, который казался вполне приличным человеком, спокойной ночи. Вскоре я заснул, но через некоторое время проснулся, вздрогнув. Однако, как старый ветеран кампаний Холмса, я знал, что лучше не выдавать своего пробуждения. Повернувшись на бок, как будто я делал это во сне, я, прищурившись, наблюдал за происходящим.
Меня разбудил какой-то звук, или вибрация, или, возможно, шестое чувство старого ветерана.
У входа в коридор, освещенный единственной лампочкой над головой, стоял лейтенант Нельсон. На его красивом молодом лице застыло выражение, которого обстоятельства, конечно, не требовали. Вид у него был такой злобный, что у меня заколотилось сердце и, несмотря на холод под одеялом, я обливался потом. В руке у него был револьвер, и когда он поднял его, мое сердце чуть не выскочило из груди. Но он не повернулся к нам. Вместо этого он направился к передней части корабля по узкому коридору, ведущему в кабину пилота.