Ночные кошмары

Поскольку он стоял ко мне спиной, я перегнулся через край койки и потянулся, чтобы разбудить Холмса. Но мне не нужно было его предупреждать. Каково бы ни было физическое состояние моего друга, он оставался все тем же бдительным лисом — старым лисом, это верно, но все же лисом. Его рука поднялась и коснулась моей, и через несколько секунд он уже был на ногах. В одной руке он держал свой верный «Уэбли», который нацелил в спину Нельсона, и одновременно крикнул, чтобы тот остановился.

Не знаю, услышал ли тот Холмса за ревом моторов. Если и так, то у него не было времени подумать об этом. Раздался выстрел, почти неслышный в шуме, и Нельсон упал на спину и проскользил несколько футов по полу назад. Из его лба хлынула кровь.

Тусклый свет падал на лицо капитана Вентуорта, чьи глаза, казалось, горели, хотя я уверен, что это была оптическая иллюзия. Лицо на мгновение исказилось, потом разгладилось, и Вентуорт вышел на свет. Я слез с койки и вместе с Холмсом подошел к нему. Стоя рядом с ним, я почувствовал тяжелый, хотя и душистый запах превосходного виски, исходивший от него.

Вентуорт посмотрел на револьвер в руке Холмса, улыбнулся и сказал:

— Я ждал его. Ждал, что он подкрадется ко мне, пока я буду занят управлением самолетом. Он думал, что снесет мне череп!

— Он, конечно, немецкий шпион, — подытожил Холмс. — Но как вы определили, что он — предатель?

— Я подозреваю всех, — ответил Вентуорт. — Я не спускал с него глаз, а когда увидел, что он говорит по рации, прислушался. Было слишком шумно, чтобы расслышать, но он говорил по-немецки. Я уловил несколько слов: schwanz и schweinhund. Несомненно, он информировал имперскую германскую военную авиационную службу о нашем местонахождении. Если он не убьет меня, то мы будем сбиты. Гунны, должно быть, уже в пути, чтобы перехватить нас.

Тревожная новость, но и Холмса и меня одновременно поразила куда более тревожная мысль. Холмс, как обычно, отреагировал много быстрее меня. Он закричал:

— Кто сейчас управляет самолетом?

Вентуорт лениво улыбнулся и сказал:

— Не беспокойся. Управление подключено к маленькому устройству, которое я изобрел в прошлом месяце. Пока нет воздушных ям, самолет будет лететь ровно сам по себе.

Он вдруг напрягся, склонил голову набок и спросил:

— Вы слышите это?

— Боже! — воскликнул я. — Как мы сможем что-то слышать за адским грохотом этих моторов?

— Тараканы! — рявкнул Вентуорт. — Гигантские летающие тараканы! Этот злой ученый выпустил еще один ужас в наш мир!

Он резко повернулся и исчез в темноте коридора.

Мы с Холмсом уставились друг на друга.

— Мы во власти безумца, Ватсон, — объявил Холмс. — И мы ничего не можем сделать, пока не приземлимся.

— Мы можем спрыгнуть с парашютами, — предложил я.

— Я бы предпочел этого не делать, — сухо ответил Холмс. — Кроме того, это не похоже на крикет. У пилотов, знаешь ли, нет парашютов. Эти двое командуют только потому, что мы — гражданские лица.

— Я не собиралась просить Вентуорта прыгать со мной, — пробормотал я, немного стыдясь своих слов.

Холмс не слышал меня, его желудок снова пытался отторгнуть несуществующее содержимое.

Глава 3

ВСКОРЕ ПОСЛЕ РАССВЕТА немецкие самолеты нанесли удар. Это, как мне сказали позже, были одноместные монопланы Fokker Е-Ш, оснащенные двумя пулеметами «Шпандау». Они были синхронизированы с пропеллерами, чтобы стрелять пулями через пустые пространства между вращающимися лопастями.

Холмс сидел на полу, держась за голову и постанывая, и я сочувствовал ему, хотя и устал от его жалоб, когда зазвонил телефон. Я вынул трубку из коробки, прикрепленной к стене, или переборке, или как там это называется.

— Наденьте парашюты и держитесь за что-нибудь покрепче! — проревел голос Вентуорта. — Двенадцать еб… «фоккеров», целая эскадрилья, на одиннадцать часов!

Я неправильно его понял.

— Да, что это за самолеты?

— «Фоккеры»! — воскликнул он и добавил: — Нет, нет! Мои глаза сыграли со мной злую шутку. Это гигантские летающие тараканы! На каждом из них сидит прусский офицер, в шлеме, с выпученными глазами и вооруженный абордажной саблей!

— Что вы говорите? — крикнул я в трубку, но он уже отключился.

Я передал Холмсу слова Вентуорта, и он забыл, что его укачало, хотя выглядел ничуть не лучше прежнего. Пошатываясь, мы подошли к двери-люку и выглянули в иллюминатор.

Ночь теперь стала светнее, чем день, — результат вспышек выстрелов атакующих нас самолетов. Их пилоты использовали яркие прожекторы для наведения пулеметов на наш беспомощный аэроплан. Затем, как будто этого было недостаточно, вокруг начали рваться снаряды зенитной батареи, причем некоторые так близко, что наш самолет содрогался и раскачивался под ударами взрывных волн. Нас слепили гигантские прожекторы. Некоторые из них высветили монопланы с черными крестами на фюзеляжах.

— Арчи! — воскликнул я. — Французские зенитки стреляют по гуннам! Дураки! Они могут попасть по нам!