Ночные кошмары

Холмс еще какое-то время бредил, но он всегда был человеком, способным смотреть правде в глаза и соответственно управлять собой. Тем не менее, он не мог сдержаться от саркастических замечаний о своей жизни, которая также была чрезвычайно ценной, но оказалась отдана на попечение маньяка-убийцы.

— А пилот, который доставит нас в Египет? — спросил он наконец, немного успокоившись. — Он тоже безответственный безумец? Не будет ли нам от него больше опасности, чем от врага?»

— Говорят, он такой же хороший пилот, как и Вентуорт, — сказал генерал. — Он — американец…

— Великий боже! — вздохнул Холмс. Потом он застонал и добавил: — Почему бы нам не нанять хорошего британского пилота, испытанного и верного?

— И Вентуорт, и Кентов принадлежат к лучшим пилотам в мире, — сухо заметил Оверли. — Они происходят из самых древних и благородных родов Англии. На самом деле в них течет королевская кровь. Но они оказались «не у дел». Человек, который увезет вас отсюда, работает на двоюродного брата его величества — царя всея Руси, как агент и шпион. Царь же был настолько любезен, что одолжил нам и его, и один из больших самолетов Сикорского — «Муромец» пятой модели. Кентов прилетел сюда на нем с полным экипажем, и он готов к взлету.

Лицо Холмса побледнело еще больше, и я с каждой минутой чувствовал себя много старше своих шестидесяти четырех лет. Нам не полагалось ни минуты покоя, и все же то, что мы пережили, — опыт, который заставил бы многих завалиться в койку на несколько дней.

Глава 4

ГЕНЕРАЛ ОВЕРЛЕЙ ЛИЧНО проводил нас к огромному русскому самолету. Когда мы подошли к нему, генерал, отвечая на вопросы Холмса, описал некоторые особенности машины.

— Это пока что единственный в мире четырехмоторный самолет тяжелее воздуха. Построен он русскими, — объяснил он. — К большому стыду англичан. Первый самолет был собран и запущен в 1913 году. Это, как вы видите, биплан, оснащенный колесами и лыжным шасси. У него четыре двигателя типа Sunbeam с водяным охлаждением, каждый в 150 лошадиных сил. Sunbeam, к сожалению, оставляет желать лучшего…

— Я бы предпочел этого не знать, — пробормотал я. Пепельный оттенок лица Холмса свидетельствовал о том, что его реакция была схожа с моей.

— …Размах крыльев — 24,9 метра, длина — 15,5 метра. Максимальная скорость — 120 километров в час, эксплуатационный потолок — 3000 метров. В воздухе может продержаться пять часов в идеальных условиях. Экипаж корабля пять-семь человек, хотя он может перевозить и больше. Задняя часть фюзеляжа оборудована отсеками для сна и еды…

Оверлей пожал нам руки после того, как передал нас лейтенанту Ивану Обренову. Молодой офицер провел нас по ступенькам в хвостовую часть фюзеляжа, где показал наш отсек. Холмс болтал с ним по-русски, которым он овладел в достаточной степени, когда работал в Одессе над делом Трепойфа. Настойчивость Холмса в том, чтобы говорить по-русски, казалось, несколько раздражала офицера, поскольку, как и все представители высшего общества его страны, он предпочитал говорить по-французски. Но он был вежлив и, убедившись, что нам удобно, откланялся. Конечно, жаловаться нам было не на что, разве что на размеры каюты. Она была приготовлена специально для нас, в ней были две раскладные кровати, толстый ковер, который, по словам Холмса, был персидским, картины маслом на стенах, которые, по словам Холмса, кисти Малевича (хотя я думаю, что это художественная чепуха), два удобных кресла, привинченных к палубе, и буфет, тоже привинченный к палубе, где хранились спиртные напитки. В углу располагалась крошечная каморка со всей мебелью и всем необходимым, что можно найти в туалете.

Мы с Холмсом закурили прекрасные кубинские сигары, найденные в буфете, и налили себе немного шотландского виски — кажется, «Даггановская роса Киркинтиллоха». Внезапно мы оба подпрыгнули в воздух, расплескав напиток по манжетам. Словно из ниоткуда, бесшумно появилась высокая фигура. Как он это сделал, я не знаю, так как дверь была закрыта и все время находилась под наблюдением одного из нас или обоих.

Холмс застонал и пробормотал себе под нос:

— Только не еще один безумец!

Парень определенно выглядел эксцентрично. Он был одет в форму полковника Императорской Российской воздушной службы, но носил длинный черный оперный плащ и большую черную шляпу с опущенными полями. Из-под его широких полей горели самые притягательные и внушающие страх глаза, которые я когда-либо видел. Мое внимание, однако, было несколько отвлечено орлиным носом незнакомца. Такой нос вполне мог принадлежать Сирано де Бержераку[9].

Мне пришлось сесть, чтобы перевести дыхание. Незнакомец представился с оксфордским акцентом:

— Полковник Кентов.

У него был удивительно приятный голос, глубокий, богатый и властный. К тому же он был сильно сдобрен бурбоном.

— У вас все в порядке? — поинтересовался он.

— Думаю, да, — ответил я. — Вы нас здорово напугали. Мне показалось, что к нам прокрался враг… Но сейчас я в порядке, спасибо.