Ночные кошмары

На этот раз метеорологи не преувеличивали. Следующие три часа были ужасны. Гигантский аэроплан раскачивался, как лист писчей бумаги. Электрические лампы на стенах мигали снова и снова и наконец погасли, оставив нас в темноте. Холмс все стонал, стонал и наконец попытался доползти до унитаза, но, к несчастью, судно раскачивалось вверх-вниз, как дикая лошадь, вибрировало как лодка, попавшая в стремнину. Холмсу удалось добраться до своей постели, не сломав ни одной кости, но, к сожалению, он избавился от водки и бренди (сочетание, по-моему, само по себе не способствует хорошему пищеварению), бефстроганова, щей и черного хлеба, которыми мы обедали ранее. Еще более прискорбно, что он перегнулся через край кровати, чтобы выполнить эту неоспоримую функцию… У меня не хватило духу сделать ему выговор. Кроме того, он убил бы меня или, по крайней мере, попытался бы сделать это, если бы я начал его упрекать. Настроение у него было не из лучших.

Наконец я услышал его слабый голос:

— Ватсон, обещайте мне одну вещь.

— Что именно, Холмс?

— Поклянитесь, что, как только мы ступим на землю, вы прострелите мне голову, если я еще хоть раз соглашусь сесть в летательный аппарат. Не думаю, что это опасно, но даже если его величество лично попросит меня сесть в самолет или что-нибудь летающее, дирижабль, воздушный шар, что угодно, вы милостиво предложите мне эвтаназию. Обещайте мне.

Я подумал, что это обещание мне ничем не грозит. Во-первых, я чувствовал нечто подобное, и это желание было почти так же сильно, как и у него.

В этот момент дверь нашей каюты отворилась, и появился наш слуга Иван с маленькой электрической лампой в руке. Он обменялся с Холмсом несколькими взволнованными словами по-русски и ушел, оставив лампу. Холмс сполз с койки и сказал:

— Нам приказано покинуть корабль, Ватсон. Нас занесло далеко к югу от Каира, и через полчаса у нас кончится бензин. Тогда нам придется прыгать, нравится нам это или нет. Иван говорит, что полковник искал безопасное место для посадки, но не видит земли. Воздух наполнен песком, видимость нулевая; песок попал в подшипники двигателей, а порывы ветра выбили лобовое стекло. Итак, мой дорогой старый друг, мы должны надеть парашюты.

Мое сердце потеплело от такого нежного обращения, хотя в следующие несколько минут, пока мы помогали друг другу пристегивать снаряжение, эмоции несколько поутихли.

— От вас исходит отвратительный запах, Ватсон, — заявил Холмс, и я раздраженно ответил:

— Вы и сами воняете, как туалет в пабе Ист-Энда, дорогой Холмс. Кроме того, любой запах, исходящий от меня, исходит и от вас. Вы, конечно, знаете об этом.

Холмс пробормотал что-то насчет прыжков с парашютом, и я уже собирался попросить его пояснить свое замечание, когда снова появился Иван. На этот раз у него было оружие, которое он раздал нам. Мне вручили кавалерийскую саблю, стилет, кнут (который я выбросил) и револьвер какой-то неизвестной марки, но 50-го калибра. Холмсу выдали саблю, карабин, пояс с патронами и моток веревки, на одном конце которой висели абордажные крюки. Иван оставил себе кортик, две ручные гранаты, болтающиеся на штифтах у пояса, и кинжал, который зажал в зубах.

Мы подошли (вернее, перекатились) к двери, где стояли еще трое пилотов, тоже полностью, может быть, даже чересчур вооруженные. Мы с Холмсом перебрались к иллюминатору, чтобы понаблюдать за бурей. В течение нескольких минут мы почти ничего не видели, кроме облаков пыли, а потом пыль внезапно исчезла. На нас обрушился сильный дождь, хотя ветер бил нас так же сильно, как и раньше. Небо прочертили молнии, и некоторые из них громко взрывались рядом с летающей машиной.

Через минуту к нам присоединился Иван, который потянул Холмса за руку, что-то крича по-русски. Холмс что-то ответил ему и, повернувшись ко мне, сказал:

— Кентов утверждает, что заметил дирижабль!

— Боже мой! — воскликнул я. — Это наверняка тот дирижабль, который послали за фон Борком! Его тоже застигла буря!

— Элементарная дедукция, — сказал Холмс.

Но он, казалось, был чем-то доволен. Я предположил, что он счастлив, потому что фон Борк либо пропустил воздушный корабль, либо, если он уже был на борту, находился в таком же опасном положении, как и мы. Я не видел в этой ситуации ничего смешного.

Через несколько минут улыбка Холмса исчезла с его лица, когда нам сообщили, что мы собираемся атаковать дирижабль.

— В такую бурю? — удивился я.

— Да.

— Но ведь полковник даже не может держать нас на одной высоте или в одном положении.

— Он — маньяк! — воскликнул Холмс.

И насколько это безумно, мы вскоре выяснили…

Вскоре в поле зрения появился огромный дирижабль, выкрашенный серебристой краской сверху и черной снизу. На боку в свете прожекторов можно было прочитать обозначение L9[11]. Контрольная кабина впереди, вращающая толкающий винт, двигатели спереди и сзади двух средних кораблей и одной кормовой моторной гондолы — все это выглядело довольно чудовищно, зловеще и все же красиво.