Мюллер выматерился от души и неловко вбежал в невысокий домик со стеклянными стенами и матовыми окнами, напоминающими чьи-то незрячие глаза. Двери закрылись так плотно, что даже следа не осталось от них на стене. Раулинс вдохнул поглубже, стараясь вернуть самообладание. Лоб его набухал, словно что-то лезло наружу из-под кожи.
— Оставайся на месте, — сказал Бордман. — Пусть у него пройдет приступ ярости. Все идет, как мы задумали.
3
Мюллер притаился за дверью. По его телу катились потоки пота. Его трясло. Он же не хотел приветствовать пришельца таким способом.
Обмен парой фраз, резкое требование, чтобы его оставили в покое, а потом, если этот парень не уберется, смертоносное оружие. Но я заколебался. Я слишком много говорил и слишком много услыхал. Сын Стивена Раулинса? Группа археологов? Парнишка подвергся действию облучения с очень близкого расстояния. Может быть, излучение со временем начало терять силу?
Он взял себя в руки и попытался проанализировать свою враждебность. Откуда во мне страх? Почему я так стремлюсь к одиночеству? Ведь нет же причин, чтобы мне следовало бояться людей с Земли: это они, а не я, страдают от общения со мной. Но если я убегаю от них, то причиной тому паническая трусость.
Мюллер медленно поднялся и открыл дверь. Вышел из дома Уже настала ночь, быстро, как всегда зимой. Небо стало черным. Парнишка все еще стоял на площади, явно растерянный. Самый большой спутник Клотто заливал его светом, в котором его волосы как бы светились изнутри. Лицо его казалось очень бледным. Голубые глаза поблескивали от испытанного шока.
Мюллер подошел, не зная, какую тактику избрать. Он почти ощущал, как какая-то заржавевшая машина начала в нем работу.
— Нед? — начал он. — Послушай, Нед. Я хотел бы извиниться. Ты должен понять, что я отвык от людей.
— Все в порядке, мистер Мюллер. Я понимаю, что вам тяжело.
— Дик. Зови меня Дик. — Мюллер поднял обе руки и развел их. — Я уже полюбил мое одиночество. Можно научиться ценить даже собственный рак. Я прибыл сюда сознательно. Это не была катастрофа корабля. Я выбрал себе то единственное место во Вселенной, где одиночество до конца жизни казалось обеспеченным.
— Дик, если тебе не хочется, чтобы я был здесь, я уйду! — выкрикнул Раулинс.
— Наверно, это было бы самым лучшим для нас обоих. Подожди, останься! Ты очень паршиво чувствуешь себя в моем присутствии?
— Как-то невесело, — немного слукавил Раулинс. — Но не настолько плохо, чтобы не сознавать этого. Не знаю почему, но на таком расстоянии мне просто печально.
— Почему не знаешь? — спросил Мюллер. — Судя по твоим ответам, Нед, я думаю, что ты знаешь. Ты только делаешь вид, будто не знаешь, как меня обработали на Бете Гидры IV.
Раулинс покраснел.
— Что-то такое припоминаю. Они повлияли на твое сознание.
— Именно. Ты чувствуешь, Нед, как моя душа растекается в воздухе. Ты принимаешь нервные волны прямо из моей макушки. Попробуй, подойди поближе.
Раулинс приблизился.
— Ну, — сказал Мюллер, — теперь посильнее, когда стоишь здесь? Жуткое удовольствие, верно? На расстоянии в один метр это делается непереносимым. Ты можешь представить себе, что ты держишь в объятиях женщину? А ласкать женщину на расстоянии в десять метров трудновато. Присядем, Нед. Нам здесь ничего не грозит. У меня есть детекторы массы, а ловушек тут никаких нет. Садись.
— Нед, — поинтересовался Мюллер, когда они сели, — сколько тебе лет?
— Двадцать три.
— Ты женат?
— Нет.
— А девушка у тебя есть?
— Была одна. Контракт на свободную связь был расторгнут нами, когда я согласился на эту работу.
— В вашей экспедиции есть женщины?
— Только сексаторы, — ответил Раулинс.
— Не очень-то они помогают, правда, Нед?
— Мы могли бы взять с собой несколько женщин, но…
— Что, но?
— Это слишком опасно. Лабиринт…
— Сколько смельчаков вы потеряли?
— Пятерых. Я бы хотел познакомиться с людьми, которые догадались что-то такое выстроить.
Мюллер сказал:
— Это был величайший триумф созидания их расы. Их сверхтворение, их памятник. Какими же изощренными были они при создании этой фабрики убийств. Это в первую очередь квинтэссенция.
— Ты высказываешь только предположения, или какие-то следы свидетельствуют об их культурных горизонтах?
— Единственный след, говорящий об их горизонтах, это то, что нас окружает. Но я знаю эту психику. Я знаю больше любого другого человека потому что я единственный из людей сталкивался с неизвестным видом разумных существ. Убей чужого — это закон Вселенной. И если не убьешь, то хоть придуши немного.
— Но мы не таковы! — ужаснулся Раулинс. — Мы же не проявляем инстинктивной враждебности против…
— Ерунда!
— Но…
Мюллер сказал: