Ночные крылья. Человек в лабиринте

Вид у него был вполне властный. Пухлый, но четко очерченный подбородок, крупный, широкий нос, солидный и решительный рот, огромные курчавые брови, волосы черные, густо торчащие над массивным лбом с мощными надбровными дугами, способным произвести впечатление даже на неандертальца. На пальцах он носил три перстня: в одном гироскоп из платины и два рубиновых с почти бесцветными вкраплениями урана-238. Одевался скромно и традиционно, любил плотные ткани и почти средневековый покрой. В какой-нибудь другой эпохе он мог быть великосветским кардиналом или честолюбивым премьером. Наверняка он стал бы важной персоной в любое время и при любом дворе. Он стал важной персоной и сейчас. Расплатой за это была кутерьма путешествий. Вскоре ему предстоит высадиться еще на одной чужой планете, где воздух пахнет не так и солнце не такого, как на Земле, цвета. Бордман нахмурился. Долго ли они еще будут садиться?

Он посмотрел на Неда Раулинса. Парень двадцати двух – двадцати трех лет, сплошная невинность, хотя достаточно взрослый, чтобы знать о жизни больше, чем он это показывает. Высокий, вполне симпатичный и без помощи пластической хирургии, светлые волосы, голубые глаза, крупные подвижные губы, ослепительно-белые зубы. Нед был сыном покойного теперь теоретика дальней связи, одного из самых близких друзей Ричарда Мюллера. Возможно, это поможет им начать с Мюллером переговоры, весьма сложные и деликатные.

– Чарльз, вам нехорошо? – спросил Раулинс.

– Переживу как-нибудь. Сейчас сядем.

– Посадка кажется такой долгой, правда?

– Осталась всего минута.

Лицо парнишки почти не изменилось под действием торможения, только левая щека слегка оплыла – и ничего больше. Подобие выражения глумливой насмешки на этом открытом юношеском лице производило странное впечатление.

– Уже скоро, – пробормотал Бордман и закрыл глаза.

Корабль коснулся поверхности планеты. Компрессаторы полностью выключились. В последний раз взвыли и замолкли тормозные двигатели. Последний момент шаткой неустойчивости, а затем амортизаторы впились в грунт, и грохот посадки смолк. «Мы на месте, – подумал Бордман. – Теперь – этот лабиринт. Теперь – Ричард Мюллер. Теперь посмотрим, не изменился ли он за девять лет к лучшему. Возможно, теперь он совершенно нормальный человек, и, если это так, Господи, помоги нам всем».

3

Нед Раулинс пока что мало путешествовал. Он посетил всего лишь пять миров. Из них три в своей родной системе. Когда ему было десять лет, отец взял его с собой в летние каникулы на Марс. Два года спустя он побывал на Венере и Меркурии. А после окончания школы получил поощрение в виде путешествия за пределы Солнечной системы, на альфу Центавра-4. После чего три года спустя он совершил грустное путешествие в систему Ригель, чтобы привезти останки отца, погибшего в известной катастрофе.

Да, невеликие достижения в области путешествий во времена, когда добраться из одного звездного скопления в другое на кораблях, искривляющих пространство, было не сложнее, чем в прежние времена добраться из Европы в Австралию. Но он не сомневался, что вполне успеет наверстать это позже, когда начнет получать назначения в качестве дипломата. Чарльз Бордман не раз повторял, что межзвездные перелеты очень быстро приедаются и метания по вселенной по сути еще одна нелегкая обязанность. Раулинс приписывал это усталости человека, который вчетверо старше его, но при этом все же подозревал, что Бордман говорит правду.