Ночные легенды

Раздвижные двери вели, судя по всему, в столовую, тоже пустующую, если не считать еще одного камина и еще одного зеркала, теперь уже повернутого к полу, и тоже на новой цепочке. Зеркала на поверку оказались также в коридоре перед кухней (с прицелом на прихожую); в самой кухне; внизу и вверху лестницы на второй этаж, а также в каждой спальне. Они висели и на стенах верхних этажей, и в ванной, и даже на чердаке, куда я взобрался по шаткой стремянке. В основном зеркала были старые, но некоторые смотрелись более свежими добавлениями, не тронутыми разложением нитратов.

Я снова спустился вниз и осмотрел кухню, а также нижний санузел. На кухне раковина была в пятнах и воняла застойной водой и гнилью из труб. Раковина санузла, напротив, была сравнительно чистой. Никто над ней впопыхах не пил, но по сравнению с кухней она была образцом гигиены. Кто-то ее в предыдущие месяцы оттер или хотя бы обеспечил работу кранов. Может, это было сделано специально для отмывания после осмотра дома: у меня, например, руки уже были черными от пыли и грязи.

Единственной во всем доме дверью, которая оказалась на замке, была дверь в подвал – последний оплот Джона Грэйди перед тем, как он пустил себе пулю в лоб. Безрезультатно перепробовав все ключи, я мысленно сделал заметку спросить об этом Фрэнка Мэтисона при следующей встрече. На двери висело зеркало в полный рост. Я оглядел в нем свое отражение. Вот уже и седина пробивается, но пока несильно. Спуск в старость мне предстоял пологий.

При повороте в голове у меня слегка поплыло. В воздухе здесь еще со входа чувствовался какой-то мутный химический запах; сейчас он как будто усилился, причем заметно. Находиться здесь сколь-либо длительное время было, похоже, чревато. При заколоченных окнах и запечатанных дверях все эти миазмы в доме скапливались, а притока свежего воздуха здесь не наблюдалось. Я пробыл в доме всего с четверть часа, а голова уже начинала побаливать.

Я собирался уходить, когда меня насторожил шум в передней части дома. На пороге там стоял человек, держа руку на кобуре. Дневное солнце притемняло его силуэт, и я не сразу разглядел на нем бежевую униформу. Человеку было за сорок, и возраст его не красил. Живот висел через ремень, а под мышками темнели пятна пота.

– Вы кто? – спросил он.

Я инстинктивно поднял руки.

– Чарли Паркер. Меня нанял хозяин этого дома, Фрэнк Мэтисон, чтобы кое-что осмотреть. Утром сегодня я разговаривал с шерифом Грассом. Он это подтвердит.

– Хорошо. Выйдите-ка наружу.

Сам он отступил, руку по-прежнему держа на рукоятке пистолета.

– У вас есть документы, удостоверяющие личность?

Я кивнул, медленно подходя со все еще поднятыми руками.

– Удостоверение в нагрудном кармане куртки, снаружи слева.

Я всегда держал его там. Рискуя, что документ сопрут, я, тем не менее, страховал себя от опасности попасть под горячую руку какого-нибудь копа или охранника, нервно, согласитесь, реагирующих на то, как подозреваемый лезет себе во внутренний карман. Я приблизился к двери, вышел на крыльцо и по трем ступеням спустился во двор.

– Достаньте его, – распорядился коп, – только медленно.

Руку с оружия он так и не снимал. Я вынул портмоне, извлек свою лицензию частного детектива и передал ему. Рассмотрев ее и поуспокоившись, он наконец снял руку с кобуры и представился как Эд О’Доннел, один из полицейских Двумильного.

– Шериф Грасс сказал мне, что вы тут с вопросами, – пояснил он. – Просто я не ожидал, что вы окажетесь здесь так скоро. У меня впечатление, что шеф был бы довольней, если б вы тут не лазали так открыто.

– Это почему?

– Мне кажется, он бы предпочел, чтобы этого дома не было вообще. Он напоминает о прошлом. И не с самой лучшей стороны.

– Вы здесь часто бываете?

– Нет, хотя буквально вчера был здесь с Фрэнком Мэтисоном, мы оба с ним осматривали объект снаружи. Вашу машину я увидел припаркованной у дороги, когда проезжал мимо. Вы тут как, все посмотрели?

– Почти, – ответил я. – Хотя дверь в подвал заперта. Вы на этот счет ничего не можете сказать?

– Ничего кроме того, что там нашли тело Грэйди. Там отыскался и еще один ребенок, Денни Магуайер. Его как раз шериф Грасс оттуда вытащил, завернув в свою куртку. Он тогда был еще младшим полицейским. Фотограф сделал снимок, как он оттуда выходит. Эта картинка здесь прославилась. С той поры шеф всегда приглядывает за этим местом. Для него оно с той поры стало чем-то даже личным. После всего увиденного.

– А что стало с тем мальчиком, Магуайером, вы не в курсе?

– Денни-то? Да почему же. Работает в Москве, в баре на главной улице, называется «Крайняя мера». Только о происшедшем в тот день говорить не любит.

– Это понятно. Да и кто б на его месте любил.

Я оглянулся на дом. Его заколоченные окна напоминали закрытые глаза на грани пробуждения.

– Здесь кто-нибудь ошивается?

О’Доннел пожал плечами:

– Да как сказать. В основном ребятня, только она старается держаться от дома в сторонке.

– То есть?

– Что «то есть»?

– Вы сказали «в основном ребятня». Звучит так, будто может быть и кто-то другой, помимо нее.

– Туристы. Охотники за приключениями.