– Рэй Сабо среди них?
– Тоже был пару раз. Но он безобидный.
– А как насчет одного типа – повыше меня, худой, с длинными темными волосами? И вид такой… запущенный.
О’Доннел покачал головой:
– Такого не припомню.
Я поблагодарил его за уделенное время. Он проследил, как закрываю дверь, и дождался, пока я сяду в машину и отъеду с участка. После этого он какое-то время бдительно ехал за мной.
«Крайняя мера» была пивнухой, куда народ по доброй воле чурался не только заходить, но даже заглядывать. На светящейся вывеске из-за ее чумазости едва виднелся зеленый трилистник, а окна напоминали скошенные оранжево-синие амбразуры. Это было место, куда мужчины ходили напиваться и распалять себя на драку с другими мужчинами, а женщины напиваться и распалять себя на драку тоже с мужчинами. В двери на уровне головы был небольшой квадрат стекла, зарешеченный, как вход в тюрягу, – очевидно, для того, чтобы сидельцы бара могли из-за запертой двери смотреть, кто там снаружи. Причина такой предосторожности была не вполне понятна: никто извне не мог быть опасен так, как те, что уже сидели внутри.
Шел всего четвертый час пополудни, но добрая половина мест в баре была уже занята. Клиенты были в основном мужчины возрастом от плюс-минус сорока до плюс-минус шестидесяти, сидящие поодиночке или парами. Разговоров, можно сказать, не велось. На дальнем конце бара к стене был привинчен телевизор – двумя стальными прутами, частично закрывающими края экрана. Работал новостной канал, но звук был пригашен. Большинство людей в «Крайней мере» выглядело так, будто они уже услышали весь запас дурных новостей, рассчитанный на всю их жизнь.
Над кассой, словно дезертиры перед расстрельной командой, уныло жались бутылки местного пива, с тыла примкнутые пыльной бутылкой водки, неуместной, как любимец женщин на гей-параде. Отдельной шеренгой красовался ассортимент виски и бренди, куда неведомо как затесалась бутылка ямайского ликера «Тиа Мария», которую, судя по всему, не трогали со времен холодной войны.
Я занял место на краю стойки ближе к двери, в двух сидушках от бугая в клетчатой рубахе, который занимался тем, что пощелкивал ногтем своего большого пальца по среднему. При этом ноготь среднего каждый раз привставал над кожей, чудом держась. Интересно, больно или нет? В какой-нибудь другой жизни я бы, пожалуй, соблазнился задать этот вопрос, но жизнь нас учит, что человек, вот так запросто причиняющий боль самому себе, иногда для приятного разнообразия может начать причинять ее другим. Наверное, ноготь скоро все же отлетит, и тогда ничто не помешает ему приняться за другой палец. Но это будет уже не то. Нет ничего, что может сравниться с потерей первого ногтя.
За стойкой ко мне сместился бармен:
– Чего желаем?
– У вас есть кофе?
– Кофе есть, только вы его вряд ли пить станете.
Он указал на чайник с чем-то, исходящим на горячей плите чадливым дымком. Впечатление такое, что в какой-то момент содержимое чайника уже как следует прогорело в прошлом и вот теперь для сугреву подумывало возгореться снова.
– Тогда просто апельсиновый сок.
Бармен налил сок в чистый стакан и поставил передо мной.
– Я ищу Денни Магуайера, – сказал я. – Его здесь нет?
– Есть, – ответил бармен. – Перед вами.
Я с трудом скрыл удивление. Мне думалось, что Денни Магуайеру сейчас где-то за тридцать, но этот парень за стойкой смотрелся лет на двадцать старше. В каком-то смысле он был антиподом шерифа Грасса. Если шеф полиции, как Дориан Грей, свой плохой портрет прятал на чердаке, то внешность Дени Магуайера намекала на то, как он мог бы выглядеть.
– Меня звать Чарли Паркер, – представился я третий раз на дню. – Частный детектив. Хотите, покажу удостоверение?
Спросил я потому, что в местах вроде «Крайней меры» предъявление чего-либо, способного вызвать подозрение, что ты коп, чревато неудобными вопросами вам обоим.
– Да зачем. Я вам верю, – сказал он. – Кто станет о таких вещах врать?
– А может, я хотел снискать почет и уважение незнакомой публики?
– Для этого одной лишь карточки и понтов маловато будет.
– Тогда мне, может, надо было медведя подстрелить?
– Или так. Вы можете сказать, чем я могу вызывать интерес у частного детектива?
Я увидел, что Ноготь нашел что-то, отвлекающее его внимание, и предложил Магуайеру, что, может, лучше поговорить где-нибудь вне пределов барной стойки. Он согласился и окликнул женщину – по всей видимости, официантку, – которая за столиком возле туалета читала журнал.
– У меня еще пять минут! – возмущенно крикнула она.
– Выставишь мне счет, – сказал ей Магуайер.
Женщина презрительно тряхнула головой, загасила недокуренную сигарету и, покачивая бедрами, с показной ленцой потянулась к стойке.
– Я вижу, вы мотивируете сотрудников, – заметил я.
– Мотивирую? Это единственное, чем ее можно заставить шевелиться.
Он прихватил из кулера банку «швепса» и, выходя из-за стойки, хлопнул напарницу по заду.
– Я тебе и за это и за все прочее выставлю, – кольнула она.
– Ага, – бросил на ходу Магуайер, – сдача с доллара есть?
– Козлина.