В холле на первом этаже от меня с визгом бросились врассыпную три женщины: путана, актриса и вдовушка. Ну, мадам Ползункова – понятно, она продолжала искать Принцессу, а вот что тут делали Леночка Стахова и Лариса Сергеевна Харченко? Или повальная бессонница охватила всю клинику, как эпидемия? Я быстро прошел в кабинет и скинул балахон с маской. Хватит главному психиатру пугать народ. Глотнув холодного кофе, вышел в коридор. Навстречу мне бежал Волков-Сухоруков, размахивая пистолетом.
– Цде он, вы не видели? – прокричал сыщик.
– Кто? – невинно отозвался я.
– Да этот… зеленый, в маске? Бафомет чертов!
– Никого тут не было.
– А мне женщины сообщили. Они все по углам попрятались. И Левонидзе его ищет. Побежал вниз, в спортзал.
– Ну-ну, – произнес я спокойно. – Только не создавайте панику. И засуньте свой пистолет в… кобуру. Я вас уже предупреждал об этом.
В коридоре появился Сатоси, спустившийся по лестнице со второго этажа. Он был в привычном черном костюме, белоснежной рубашке и галстуке, будто и не ложился.
– Нужна помощь? – деловито осведомился маленький японец.
– Ноу проблем, – ответил я. – Учебная тревога. А где Олжас?
Это был, пожалуй, единственный человек, которого я не видел в нынешнюю тревожно-комическую ночь: все остальные «прошли» перед моими глазами. Правда, поэтесса еще не показывалась.
– Я заходил к нему, он спит, – сказал Сатоси. Их номера находились рядом. – Накрывшись с головой одеялом.
Мне это показалось подозрительным. Казах, по моим наблюдениям, всегда спал на спине, сцепив на груди руки и приоткрыв рот. Это свойственно всем среднеазиатским народам. Не знаю почему, но я решил проверить. Ко мне присоединились и Сатоси с Волковым-Сухоруковым. Сыщик так и не спрятал свой пистолет.
– Я же сказал, засуньте его себе в зад, – уже более грубо произнес я. Это не мой пациент, можно было не церемониться.
Мы поднялись на третий этаж и остановились перед номером Олжаса. В конце коридора находились апартаменты поэтессы. Ее дверь вдруг отворилась, и, пятясь, вышел полуобнаженный плейбой Гамаюнов. Послав мелькнувшей Заре Магометовне Ахмеджаковой воздушный поцелуй, он повернулся к нам. Ничуть не смутившись, Парис пожал плечами, бугрившимися от мышц.
– Работа такая, – скромно сказал он и быстро прошел мимо нас к лестнице.
– Однако! – крякнул Волков-Сухоруков. – У вас не клиника, а бордель какой-то.
– Оставьте свои глупые замечания при себе, – заметил я и постучал в дверь.
Поскольку никто не отвечал, мы вошли в номер. Комнаты в моей клинике редко кто запирал. Я включил свет. На кровати под одеялом угадывалась фигура человека. Даже слышался храп с посвистом. Но какой-то очень уж вычурный и однообразный.
– Это магнитофон, – сразу определил Волков-Сухоруков.
Он подошел к кровати и сдернул одеяло. Там оказались диванные подушки и маленький японский плеер. И никакого Олжаса.
– Так-так-так… – пробормотал сыщик, глядя на нас.
В последний раз за сегодняшнюю ночь, уже далеко-далеко, прогремел гром. Я машинально взглянул на циферблат: стрелки приближались к шести часам утра. За окном было по-прежнему темно.
– Так-так-так… – повторил Волков-Сухоруков. – Вот теперь мне все совершенно ясно. Нормальный человек не станет притворяться спящим, оставляя вместо своей головы плеер.
– Где вы здесь ищете нормальных? – спросил Сатоси. – Каждый из нас отягощен грузом неразрешимых проблем. Верно, Александр Анатольевич?
Я молча кивнул, раздумывая несколько о другом. У меня не выходили из головы Гох и Анастасия, человек в зеленом балахоне и маске, неожиданная любовная связь между Парисом и поэтессой, загадочный вор-фокусник, странное, почти ритуальное убийство Принцессы и вся прочая полумистическая чертовщина, происходящая в клинике за последние два дня.
Ну и Олжас, разумеется… Мне показалось, что я начинаю терять контроль над своим Загородным Домом. Как президент в охваченной волнениями и беспорядками стране.
– У меня есть ориентировка на Олжаса Сулеймановича и его брата, – сказал Волков-Сухоруков. – Коллеги из Казахстана обратились. Они – близнецы.
– Что же ты молчал? – спросил возникший в дверях Левонидзе.
– Не в моих правилах чесать языком попусту, – ответил сыщик, выключая плеер. – Один из них действительно дипломат, второй – преступник, душевнобольной. Маньяк-людоед. Недавно бежал из Чимкента. По нашим предположениям, может скрываться в России. Дьявольски хитер и изворотлив. Зовут Нурсултан.
– Да, дело нешуточное, – почесал затылок Левонидзе. – Скажите, вы смогли бы отличить двух казахов друг от друга, если они к тому же и братья-близнецы? Я – нет. Может быть, наш Олжас вовсе не Олжас, а Нурсултан? Это вам не приходило в голову? Сатоси-сан, вы его больше других знаете?
– Вообще-то он мне показался несколько странным, – признался японец. – Но ведь прошло столько лет, как мы не виделись!
– А история с рапиристкой? Откуда он мог ее знать, если это не Олжас? – спросил я.
– Но он мог рассказать о ней своему брату, Нурсултану, – ответил Сатоси. – И потом…
– Что – потом? – спросил сыщик. – Говорите.
– Олжас никогда столько не пил. Вот что меня поразило с самого начала.