Ночные окна

Что мне было на это ответить? Пожалуй, ничего. В некоторых ситуациях пустота слов особенно очевидна. Тем более когда речь идет о любви. А впрочем, если уж говорить честно, то пустота слов, как болезнь всех времен от сотворения мира, очевидна всегда. Мало кому удается наполнить ее смыслом. Вот и сейчас, вместо того чтобы произнести нечто умное, я зачем-то сказал:

– Завтрак, как обычно, в девять утра. – И откланялся.

Я был уверен, что где-то внизу, в холле, меня поджидает Гамаюнов. И не ошибся. Проказник плейбой нахально развалился в кресле и считал на потолке мух. Мускулатуре его мог бы позавидовать Шварценеггер.

– Итак, – произнес я, усаживаясь в кресло напротив, – это называется – геронтофилия, если вам интересно.

– Не понимаю, о чем вы, – усмехнулся Парис.

– О вашей тяге к пожилым женщинам. Которые вам годятся в мамы и бабушки.

– Ах, вот оно что! Ладно. Только не говорите о том, что видели, моей Харимаде. Маришка очень ревнива. Иначе я вас убью. Шутка.

Однако сказано это было вполне серьезно. Но я пропустил его слова мимо ушей. Мне достаточно часто угрожают, а некоторые особо нервные пациенты порой и кидаются на меня. Не привыкать.

– Ей, насколько мне известно, тоже хорошо за пятьдесят? – спросил я.

– Так точно, гражданин доктор, – отозвался он. – Может быть, вы и правы. Меня действительно привлекают дамы в возрасте. Сам не пойму – почему так? Молоденькие девицы никогда не нравились. У меня и первой-то женщиной, когда мне исполнилось двенадцать, была старуха-соседка. Я подглядывал за ней в замочную скважину, когда она принимала ванну, и вовсю онанировал. Она услышала, открыла дверь и пригласила искупаться вместе. Долго я не раздумывал. Потом пошла череда других бабушек. Иных-то я и не знал.

– У вас есть мать? – поинтересовался я.

– Умерла при родах, – сказал он. – Воспитывала меня старшая сестра. Я младше ее на пятнадцать лет.

– Вы испытывали к ней сексуальное влечение?

– Как сказать… Возможно. В детстве она часто ласкала меня. Ну, вы понимаете? Повсюду. Я возбуждался. А она смеялась. Но до инцеста даю не доходило. Хотя ей нравилось смотреть, как я кончаю. И позволяла трогать себя.

– Сейчас вы видитесь?

– Нет, она тоже умерла. К сожалению. Погибла.

– Как это случилось?

Гамаюнов помолчал, потом коротко произнес:

– Трагическая нелепость.

– А конкретнее? Это произошло на ваших глазах?

– Да. У нас было охотничье ружье. Отцовское. Я играл с ним. Мне было уже тринадцать лет. Сестра вошла в комнату. Ружье выстрелило. Я даже не знал, что оно заряжено. Я не хотел, поверьте.

– Верю, – сказал я, видя, как у него дрожат губы, а лицо пошло пятнами. – Успокойтесь.

Гамаюнов, несмотря на свои внушительные бицепсы, все еще напоминал неоформившегося подростка. Он поднялся с кресла, возвышаясь надо мной, как гора.

– Не говорите ничего Харимаде, – повторил он. – Не надо. Она сегодня обещала приехать, навестить.

– Не скажу, – пообещал я, думая, что он действительно способен меня убить.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, с цыганами и Фицджеральдом

Система слежения через видеокамеры за помещениями и постояльцами клиники вышла из строя. Я обнаружил это ранним утром, когда наконец-то вернулся в кабинет и включил мониторы. Хотел просмотреть и проанализировать ночную запись, но экраны лишь рябили и мерцали. «Что это? – задал я себе первый вопрос. – Сбой аппаратуры, техническая поломка или намеренное вредительство? Возможно ли, что кто-то специально лишил меня «видеоглаз», не желая предоставлять мне дополнительную информацию о пациентах и их так называемых «тайнах»?» Пока я не мог ответить на этот вопрос утвердительно. Сам я в электронике разбираюсь плохо, Левонидзе – также; необходимо было вызывать профессионалов из Москвы. Но сегодня была суббота, фирма, с которой у меня заключен контракт на обслуживание, не работала. Пришлось отложить решение этой проблемы до понедельника.

Прилечь на кушетку, хотя бы на полчаса, мне так и не удалось. Тишину нарушил телефонный звонок, в трубке раздался резкий голос Николая Яковлевича (позавчера он был более вежлив):

– Где Нина? У вас? А ну-ка, позовите ее, быстро!

– Здравствуйте, – отозвался я. – С чего вы решили, что она здесь?

– С того! Я ее слишком хорошо знаю. Не дурите мне голову!

К разговору неожиданно присоединился «второй муж», очевидно, с параллельного аппарата.

– Не дурите нам голову! – поправил он своего «коллегу» и заверещал дальше: – Где же ей еще быть, как не у вас, в вашей гребаной клинике?

Вот так. Вновь сошлись и помирились, а ведь накануне Николай Яковлевич едва не удавил Александра Сергеевича за их общего сына, Макса. Поистине русские люди – всечеловеки, была бы на столе водка… В том, что они оба пьяны, я не сомневался.

– В таком тоне нам говорить не о чем, – сказал я. – Вы сами виноваты, если она ушла.

– Я вот сейчас приеду и сверну вам шею, – пообещал Николай Яковлевич. Еще один кандидат в мои душегубы.

– Мы, мы оба приедем! – почти провизжал Маркушкин.

Полку убивцев прибыло. Если так пойдет и дальше, придется одолжить у Волкова-Сухорукова пистолет. Далее они заговорили хором: