Ночные окна

– Я все понимаю, – сказал он достаточно серьезно и жестко. – Вы тут решили устроить не час откровений, а час разоблачений. Может быть, в вашей науке это и принято. Я не специалист. Об одном только прошу.

– Слушаю.

– Ни при каких обстоятельствах не затрагивайте Сатоси и Тарасевича. Вам ясно?

– Ах, вот оно что! – Я посмотрел на Стоячего несколько иными глазами. – Теперь понятно.

– Да-да, – произнес он. – Меня уже поставили в известность, звонили. Не суйтесь, куда не надо. Сорвете ювелирную операцию.

– Разумеется. Вы, кажется, действительно были в прошлом священником?

– Был. А разве священнослужитель не может заодно и работать в органах? Вы, сдается мне, так и не поверили ни в секту грибоедов, ни в Полярных зеленых? Напрасно. Последние в самом деле где-то существуют: в тайных конспирологических обществах, но это уже совсем другая тема. Неужели я был так плох в роли фанатика-идиота?

– Отвратительны. Могли бы проконсультироваться у любого психиатра.

– Ладно, учту на будущее, – сказал он, и мы возвратились к общему собранию. Я заметил, что за все время Шиманский так ни разу и не подошел к «дочери». Но и она не смотрела в его сторону. Словно их разделяла каменная стена.

Бижуцкий между тем продолжал вещать:

– …И когда я слез с подоконника и спрятался в уголке, то понял: меня непременно обнаружат и растерзают все эти люди-нежити, оборотни, выбравшиеся на свет в полночь, в полнолуние, прямиком из самого ада, ежели я также не нацеплю на себя какую-нибудь маску и подходящий балахон. Я стал шарить вокруг, надеясь найти что-нибудь соразмерное для себя. Обнаружил лишь сброшенную жабью шкурку, заячий хвост и уши от какого-то инкуба-гомункула, очень похожие на корень мандрагоры. Но потом нашел все-таки то, что мне было нужно.

Я вытащил из-под стола заранее приготовленную сумку, а из нее зеленый балахон, бахилы и маску свиньи.

– Не этот ли маскарадный костюмчик? – спросил я участливо.

– Он самый! – обрадовался Бижуцкий, даже не удивившись. – Где вы его нашли?

– Там, где вы его и бросили. В коридоре у бассейна, – ответил я.

– A-а! Ну да, – кивнул он, напрягая память. Но так и не вспомнил. Поскольку подверженные лунатизму люди во время обострения болезни как бы вырываются из реального пространства и времени и не в состоянии отвечать за свои поступки.

Бижуцкий схватил балахон, маску и бахилы, прижал к груди.

– Я с ними теперь стараюсь не расставаться, – важно поведал он окружающим. – Потому что этот костюмчик спас мне жизнь. Ведь знаете, кто верховодил на том балу?

– Ну, кто? – спросил Зубавин. Он уже пересел на место сбежавшего Париса, поближе к Харимаде, которая все еще пребывала в некоем трансе.

– Кто? – переспросил Бижуцкий. – Да вот он! – Его палец-перст торжествующе указал на меня.

– Конечно, я. – Мне пришлось согласно кивнуть и улыбнуться. К сожалению, Борис Брунович был неизлечим в своей фобии, хотя и абсолютно безобиден. А все из-за его горячо любимой жены и соседа. О женщины! Они порой просто убивают своих мужей, ввергают их в бездну. Я прикладывал все усилия, чтобы вывести Бижуцкого из его фантасмагорического мира, но покуда безрезультатно. В каждое полнолуние он видел во мне главного виновника измены своей супруги, которая, кстати, уже давно бросила его и даже ни разу не навестила. Еще раз стоит повторить вслед за Шекспиром: о женщины, ничтожество вам имя!..

– Да-да-да! – продолжал говорить и пялиться на меня Борис Брунович. – Это был он, Александр Анатольевич Тропенин, главный Бафомет на том дьявольском балу-шабаше! И… и…

– Насчет Бафомета – я вам скажу, – произнес вдруг Волков-Сухоруков, оборвав речь Бижуцкого.

Но и его самого прервали. Явились охранники и сообщили, что Гамаюнова поймать не удалось. Он побежал к гроту, а потом нырнул в лаз и спрятался где-то в катакомбах.

– Они тянутся на десятки километров, – задумчиво произнес Левонидзе. – Теперь с собаками не сыщешь. Может и сам там заблудиться и больше не найти выход. Никогда.

– Ну и черт с ним! – жестко сказал Харимади. Политики всегда умеют находить самое удобное и правильное для себя решение.

– Так вот, насчет Бафомета, – повторил Волков-Сухоруков, выбивая о подоконник трубку.

– Да погоди ты! – остановил его Левонидзе. – Давайте с Гамаюновым решать. Что если спустить по его следу собак, в самом деле? У нас же есть парочка отличных доберманов?

– Георгий, ты уже отличился на этом поприще, – холодно произнес я. – Вспомни прошлую осень. Галерею, в которой должна была открыться выставка. И голову пса, которую ты принес в комнату отдыха. Скажи мне только одно: зачем ты это сделал?

Левонидзе после моих слов как-то сразу сник, стал вроде бы даже меньше ростом, глаза потускнели.

– Это все он! – Мой «верный» помощник указал в сторону Шиманского. – Он приказал. Заплатил. А зачем – сам, наверное, догадываешься.