Ночные птицы. Памфлеты

Прелат Лотти выведен писателем как шутник и говорун. Он старается подчеркнуть, что ничто человеческое и ему не чуждо, даже — искусно приготовленные макароны. Но вопрос, заданный Сойке,— знаком ли он с научным социализмом? — подсказывает, что прелат Лотти не так уж безобиден, как кажется с первого взгляда. Читатель понимает, что в поблескивающей лысиной голове одного из видных деятелей «святой конгрегации» запрятан недюжинный ум изворотливого и коварного врага прогресса, науки, социализма.

Прелат Лотти советует Сойке... изучать научный социализм и даже на время пассивно поддаться основам этого материалистического учения. Но он советует делать это не для того, чтобы Сойка из поборника религии стал социалистом. Бояться этого прелату Лотти нечего. Все рассчитано и проверено варанее.

Сколько бы раз ни читал Рокфеллер труды Карла Маркса, он уже никогда не захочет расстаться со своими миллионами и как был, так и будет хищной акулой империализма!

Прежде, чем допустить Михаила Сойку в лоно избранных, прежде, чем подвести его к порогу таинственного дома «пропаганды», и монсеньор Д’Есте, и другие иезуиты долго изучали его характер, его жадную, кулацкую натуру добытчика. Такие, знали они, не подведут папский престол и не злоупотребят оказанным доверием!

Степан Тудор раскрывает словами прелата Лотти очень тонкий и хитрый замысел деятеля «конгрегации по пропаганде веры»:

«Вы войдете в самые основы этой теории,— поучает оторопевшего Сойку прелат Лотти,— узнаете и ощутите ее до глубины и, если захотите,— будьте уверены! — ударите в самый корень социализма и раните его не на минуту — на смерть!»

И, как бы осуществляя свои слова «фундаментальное познание социализма — первое и необходимое условие борьбы с ним», прелат Лотти, приближая к себе уже непосредственно потомка подольских контрабандистов Сойку, помогает ему войти в сущность учения социализма.

Для советского читателя, который привык знакомиться с классиками марксизма-ленинизма по первоисточникам, вначале может даже показаться странным, кощунственным то обстоятельство, что писатель-революционер Тудор вкладывает в уста мракобеса из Ватикана не только трактовку целых страниц дорогих сердцу каждого советского патриота трудов Ленина, но и хронику революционных событий в Петрограде.

Ленин наш, он слит с нашей жизнью, с историей нашей Родины, с ее будущим, и поэтому нам трудно привыкнуть к тому, что труды незабвенного и дорогого Владимира Ильича Ленина появляются в тонких пальцах иезуита Лотти. Но, сопоставляя описанное в романе с реальной действительностью того времени, мы в конце концов решаем: так могло быть!

Со времен глухого и мрачного средневековья папство через подобных прелатов ревниво следило за появлением того, что называлось раньше ересью и вольнодумством. И вовсе не случайно, слушая ровный голос Лотти, излагающий успехи большевизма, Михаил Сойка мечтает о появлении русского Торквемады. Вне всякого сомнения, статьи и речи Владимира Ильича Ленина, в которых вождь мирового пролетариата разоблачал сущность религии, были хорошо известны Ватикану. И, потрясенные событиями 1917 года в России, каноники и кардиналы, засевшие на одном из холмов Рима, с ужасом следили, как разносятся по миру ленинские слова, как поминутно растет в массах трудящихся авторитет коммунистов. Что это сулило для папства, очень ясно выразил в 1917 году германский император Вильгельм Второй в беседе с папским нунцием Пачелли (будущий папа Пий XII). «Если папа ничего не сделает в пользу мира,— заявил Вильгельм Второй,— то возникнет опасность, что мир будет добыт усилиями социалистов, и тогда наступит конец господствующему положению папы и римской церкви даже среди католиков». Вот почему деятели конгрегаций Ватикана с такой надеждой следят за деятельностью митрополита Шептицкого в Петрограде, который пробовал укрепить там позиции католической церкви.

Видя растущую угрозу революции, прелат Лотти держит своих приближенных в курсе последних событий на Востоке. Изредка, прерывая бесстрастное изложение событий, отец Лотти дает волю своим чувствам и мысленно корректирует издалека действия Временного правительства. Как хотел бы он и весь апостольский престол, чтобы действия эти были умнее, решительнее и погасили бы пламя революционного пожара, прежде всего угрожающее всем богам на свете, а значит, сытому, «святому ремеслу». И, описывая июльские события 1917 года в Петрограде, прелат Лотти заявляет: «Неразумно и неостроумно апеллировать к массам в деле борьбы с большевизмом. Только железная, твердая рука сломит упрямство и силу этой партии. Но искать эту руку надо за народными низами... Следует помнить, что все средства разрешены в борьбе против большевиков, кроме комических! А какое впечатление мог оказать на массы Церетели, когда называл большевиков... предателями революции?»