Ночные птицы. Памфлеты

Сойка ежечасно, по любому поводу глумился над богом, которому служил, как, вне всякого сомнения, это делали исподтишка такие же служители культа, познавшие все тонкости своего ремесла, всю кухню одурманивания трудящихся. И, совершая таинство евхаристии, Сойка не случайно вспоминает при этом слова Вольтера: «Это культ, в котором самый главный религиозный акт заключается в том, чтобы поедать собственного бога».

Отец Сойка ненавидит «божьих партачей» — тех священников, которые не могут выжать из своего ремесла все, что нужно для обмана трудящихся. Сам он старается каждое свое богослужение сопровождать множеством внешних эффектов, которые способны усилить его влияние среди верующих. Когда же театральность религиозной обрядности и вся показная страстность его богослужений не помогают, когда ненавистная ему «коммуна» все же просачивается в его приход, он не прочь прибегнуть к помощи полиции и жандармов. Он, греко-униатский священник, обращается к помощи карательных органов того самого государства, которое, если на минуту поверить некоторым бывшим униатам, якобы «яростно преследовало греко-униатсную церковь».

Очень показательным является то обстоятельство, что ревностные греко-католики чины украинской полиции изъяли из романа Степана Тудора как раз те страницы романа, в которых рассказывалось о деловых отношениях отца Сойки с представителями полуфашистского польского государства. Однако из сохранившегося эпизода, в котором повествуется о разговоре польского старосты с отцом Сойкой, можно сделать вывод, что польские чиновники отнюдь не считали греко-униатский клир таким злом, как это пытаются доказать сейчас с довольно большим опозданием зарубежные адвокаты униатства.

«Никто из нас,— говорит староста, примиряя Сойку с референтом полиции,— не думает отрицать огромной и незаменимой роли церкви в борьбе с разными антиобщественными направлениями. В первую очередь, подчеркиваю это, никто из подчиненных мне функционеров не отрицает. Думаю, что это мое замечание будет для отца-помещика достаточным оправданием того недоразумения, которое здесь случайно произошло. Что же касается самого случая на Коссовой горе...

И отец Сойка уже знал, что дело с происшествием будет улажено как следует.

Три фигуры склонились деловито за столом и стали изучать способы, которые могли бы охранить праздник на Коссовой горе от выступлений противогосударственных элементов...»

И, кто знает, подсмотри эту трогательную сцену единения светской власти пилсудчиков с попом-националистом Сойкой кто-либо из революционно настроенных бедняков Новой Климовки, разве это не было бы для него основанием воскликнуть подобно его зазбручанским братьям в 1917 году: «Жандарм и поп — один недуг!»

* * *

Таково вкратце содержание философского романа, написанного уроженцем Западной Украины и человеком, который всегда смело и решительно выступал против церкви и воспитанных ею украинских фашистов из шаек Мельника и Бандеры.

Чем же объяснить, что писатель-революционер Степан Тудор посвятил столько сил, времени и таланта для создания романа о греко-католическом духовенстве и Ватикане? И как он смог его написать?

Не в сытом благополучии семинарской жизни, не в монастырских кельях изучал он существо религии и обманную противоречивость ее основ. Выходя на единоборство с этим опасным, тысячелетним врагом прогрессивного человечества, Степан Тудор-Олексюк надеялся исключительно на собственные силы, на богатый жизненный опыт, на глубокую убежденность в правоте учения Ленина.

Он родился 25 августа 1892 года в селе Поникве, тогдашнего Бродского уезда Галиции, в крестьянской семье. Учился в сельской школе, затем — в средней, в Бродах. Одним из его соучеников был, между прочим, будущий писатель-антифашист Юзеф Рот, разоблачивший нравы императорской Австро-Венгрии в своем превосходном романе «Марш Радецкого» — произведении, которое остается в памяти читателя на всю жизнь. Тудор затем кончает гимназию в 1913 году во Львове, накануне первой мировой войны. Когда поблизости от его родных мест, на австро-русском кордоне, после выстрела в Сараеве загрохотали пушки этой новой бойни, Степана Тудора немедленно призывают в австрийскую армию. Он находится на фронте до сентября 1915 года и, к большому счастью для себя и для своего будущего, попадает в русский плен.