Ночные птицы. Памфлеты

Митрополит Шептицкий предпринимает «интервенцию». Он звонит официальным чинам полиции, воеводства, обращается в Варшаву и конечно же добивается снятия цензурного запрета. Цель достигнута вдвойне: широким кругам украинцев становится ясно, что пилсудчики «недовольны» новой затеей Шептицкого. «Святоюрские крысы» немедленно используют этот предлог для распускания новой волны слухов о том, что «Шептицкий защищает украинцев». Кроме того, на новом издании программного заявления появляется строчка: «После конфискации— второе издание». Этот гриф придает затее святого Юра характер таинственной сенсации. А сенсация почти всегда залог популярности!

Восьмой пункт программного заявления проливает свет на идеологические основы создаваемой партии:

«В общественно-экономической политике стоим на позициях сохранения хозяйственного равновесия и общественной гармонии и в свою очередь со всей решительностью осуждаем идею классовой борьбы».

Уже один этот пункт вполне характеризовал кулацко-реакционную сущность новой партии. Ее более далекие политические цели были скрыты религиозно-исторической фразеологией в девятом и десятом пунктах:

«Считая христианско-католическую религию основой всечеловеческой культуры и национального прогресса, стремимся обеспечить полную свободу католической церкви, охраняемую конкордатом с апостольской столицей, стремимся проводить соответствующее влияние на воспитание молодежи и общественную мораль, в то же время боремся с течениями бесконфессиональности, масонства и сектантства.

...Верные исторической миссии и национальной традиции нашей земли, хотим быть посредником между Западом и Востоком, принимая от первого и передавая второму культурные ценности католического мира».

Такова была вуаль из блудливых, высокопарных фраз, наброшенная агентом Ватикана графом Андреем Шептицким на действительные политические цели «украинской народной католической партии». Ее воинственную программу были призваны выполнять под руководством дряхлеющего князя церкви его агенты, проведшие свои молодые годы в Риме и нашпигованные советами прелатов из таинственной «пропаганды».

Однако события того же октября 1930 года на землях Западной Украины разрушили всякие надежды «хозяйственного равновесия» и «общественной гармонии», к которым стремился митрополит и его новая партия. По всему миру проносятся вести о кровавой «пацификации» на окраинах Малополыии. Таким нежным словом «умиротворение» называют пилсудчики кровавые экспедиции против украинского населения в Западной Украине. Сжигаются целые села, население бежит в леса. Наиболее активная его часть берется за оружие, сжигает панские экономии, нападает на «осадников»... И вот в ту страшную своими событиями осень 1930 года, осененные крестным знамением митрополита, центральные комитеты партий украинской буржуазии принимают и затем печатают в органе УНДО — украинской буржуазии — «Дiло» такое циничное заявление:

«Подтверждается, что организованноев политических партиях и общественно-культурных организациях украинское общество не может нести общей ответственности за поступки, исполняемые тайными конспиративными организациями или отдельными личностями, которые не подлежат общественному контролю и не могут ему подлежать...

В частности, что касается массовых пожаров... подтверждается, что, поскольку они и в самом деле являются делом украинских рук, то они с национальной точки зрения бесцельны, лишены политического смысла и неоправданы никакими, даже революционными целями».

И никаких слов осуждения по поводу карательных экспедиций, против политики Пилсудского, против угнетения украинского населения.

Правда, в буржуазной газете «Дiло» от 5 октября 1930 года напечатана маленькая заметочка о поездке Шептицкого в Варшаву, где он говорил с польскими министрами о пацификациях и жаловался на некоторые злоупотребления (!) властей, но если и протестовал против них, то лишь потому, что они бросают население в руки коммунизма. Вот чего, оказывается, пуще всего на свете боялся духовный вождь галицийских священников — коммунизма!

Ему было безразлично, что сгорают целые украинские села, подожженные польскими уланами, что тысячи украинцев холодными дождливыми ночами бегут с насиженных мест в леса Тернопольщины и Ровенщины, что подчас за один портрет «гайдамака» Тараса Шевченко, найденный в сельском «Просвете», население подвергается неслыханным репрессиям. Если он, называвший себя «духовным отцом украинского народа», и был взволнован всем этим, то лишь потому, что боялся роста революционного движения. И здесь в каждом действии Шептицкого и церкви явно проявляется классовая сущность религии — адвоката и помощника угнетателей.

Через два номера, в газете «Дiло» за 7 октября, мы читаем еще более циничное заявление митрополита графа Андрея Шептицкого о его поездке в Варшаву:

«Говорил я в Варшаве с министром внутренних дел генералом Складковским, с вице-премьером министром Беком и с бывшим премьером, полковником Славеком.