Ему, да и всем правительствам Антанты, заинтересованным в удушении молодой Советской власти, деятельно помогали создавать этот кордон не только военный министр из правительства Пилсудского генерал Станислав Шептицкий, папский нунций в Польше, монсеньор Ратти (будущий папа Пий XI), но также и митрополит греко-католической церкви граф Андрей Шептицкий.
Уже после разгрома гитлеровской Германии во Львове были найдены следы
«Ставим вас в известность, что митрополит сообщил из США, что его работа на политическом поприще приносит несомненные успехи. Следует признать, что мысль о вооруженной интервенции против России в кругах Антанты не только не остыла, но даже начинает принимать все более конкретные формы. Не исключена, а даже вполне допустима возможность, что Антанта обратится и к нам — непосредственно или через других лиц,— чтобы мы приняли участие в этой интервенции».
Кость Левицкий и Евген Петрушевич, ближайшие друзья митрополита, не были удовлетворены тем, что отправили уже однажды, в первые дни мировой войны, на верную смерть почти целое поколение га-лидийской молодежи, призывая ее сражаться под знаменами Габсбургов за чужие, австро-германские интересы. Теперь они хотели загнать галицийских украинцев при помощи митрополита Шептицкого в легионы Уинстона Черчилля. Еще в двадцатых годах нынешнего века они заискивали перед теми господами, которые сегодня стали хозяевами украинских националистов.
«...Правда, мы не можем еще утверждать, что нам удалось принудить Англию к
Однако надежды на англо-французскую интервенцию в России были отодвинуты, и генерал во Христе, Андрей Шептицкий, вместе со всем своим украинским националистическим окружением все больше и больше склоняется в сторону немецкого фашизма.
Еще в прошлом веке для большинства современников был загадкой не только крутой поворот этого блестящего австрийского драгуна к духовной карьере, но и многие его последующие действия. Одни польские магнаты, заинтересованные в сохранении своей экономической власти в Галиции, называли Шептицкого «великим человеком». Другие, недалекие «паны Заглобы» из родовитой шляхты,— «предателем польской нации», лишь потому, что граф вдруг заговорил на украинском языке — «хлопском наречии» и якобы «покровительствует гайдамакам». Они не могли простить Андрею Шептицкому того, что, принимая у себя в палатах генерала Станислава Шептицкого, этот генерал во Христе, не желая дразнить окружавших его каноников возвращением к близкому ему польскому языку, говорил с братом исключительно на нейтральном, французском языке. Время от времени, дабы укрепить в народе легенды о своей независимости, Андрей Шептицкий позволял себе даже не соглашаться с политикой Ватикана.
Это было, когда польское правительство начало забирать так называемые поуниатские церкви на Холмщине, а папа Пий XI продал их наконец пилсудчикам за два миллиона злотых. Только по тактическим соображениям Шептицкий держал при себе некоторых священников, склонившихся к православию, либо назначал в епископы не очень нравившихся Ватикану иерархов. Генерал во Христе, Шептицкий, предпочитал быть «бархатным диктатором», нежели унтер-офицером Пришибеевым. Он понимал, что всякие крутые меры против народа, который не раз поднимался против насильственной и быстрой латинизации с оружием в руках, могут вызвать снова народные волнения в большем масштабе и ускорить процесс революционного брожения в Галиции. Гибкий, осторожный метод действий по осуществлению планов Ватикана казался кое-кому либерализмом Шептицкого, его «симпатиями к православию», но этот либерализм только лил воду на мельницу митрополита.