Ночные птицы. Памфлеты

«Сегодня обвинительный акт вменяет нам в вину, как преступление, переписку с выдающимися личностями России. А ведь никто же не сомневается в искреннем патриотизме Шафарика, хотя он переписывается со всеми учеными в России и со страшным Погодиным? Для чего же нам не вольно переписываться с русскими литераторами?.. Это ложь, будто мы полякоеды. Мне все, что славянское,—дорого! Мой Шевченко, мой Пушкин, мой Мицкевич, мой Корженевский, мой Коллар, мой Вук Караджич, ибо они все мои, славянские. И тут нет никакого страха обнять этой любовью и заграничных славян — великорусов, болгар и т. п...»

На этом же процессе перед лицом австрийских жандармов Наумович цитирует им же переведенные слова Коллара: «Все имеем, мои милые, дорогие: золото, серебро, умелые руки, веселые языки и пение; единства просвещения лишь у нас нет! Дайте их нам с духом всеславянства, и увидите народ, какого не было в прошлом: среди Грека и Британца наше имя заблестит на звездном своде небес».

Этого-то единения славянских народов, их победоносного шествия к прогрессу, науке и, в конечном счете, к полной свободе пуще всего на свете боялись не только династии Габсбургов и Гогенцоллернов, но и Ватикан. И попутно с организацией политических процессов, ставящих своей целью устрашать славянские народы, и в частности украинцев, загнать их в свои национальные коробочки, прикрытые сверху сапогом австрийского жандарма и польского магната, Ватикан и правящие династии Австрии и Германии подыскивают разъединителей славян, подобных митрополиту Шептицкому.

Все эти меры совпадали также с идеологической подготовкой австрийского генерального штаба и его разведывательных органов к войне с Россией и закреплению германских позиций в Восточной Европе и на Балканах.

Люди, стремящиеся к объединению славян, пусть иногда и находящиеся в плену иллюзорных панславистских представлений, подобные Наумовичу и Головацкому, после судебных и религиозных репрессий изгоняются вовсе за пределы Австро-Венгрии. В то же самое время усиленно поддерживаются украинские националистические группы и партии, которые, вопя о преследованиях украинцев и белорусов царским самодержавием, стыдливо отводят глаза от массовой полонизации и германизации украинской интеллигенции в Галиции. Пускается в обращение выгодная Габсбургам легенда об «австрийском рае для украинцев», создаются басни о Галиции как о «Пьемонте украинской культуры». Финансируются украинские националистические псевдоученые и комбинаторы от науки, которые, подобно пресловутому историку Михайле Грушевскому, ставили своей задачей доказать, что украинский народ враждебен народу русскому, и тем самым в угоду германской военщине рыли пропасть между двумя братскими народами, происходящими от одного материнского корня.

Все старательно разработанные методы идеологической подготовки к первой мировой войне и дальнейшему продвижению («Дранг нах Остен») на Восток преследовали в то же время ярко выраженную цель остановить рост радикализма и социалистических идей и были направлены против призывов к содружеству славянских народов, которые Галиция услышала, в частности, от Ивана Франко, Михаила Драгоманова и Михаила Павлика.

Немало несчастий обрушилось на голову лучшего писателя галицийской земли Ивана Франко, стоило только заявить ему о своей любви к русской литературе и прогрессивным течениям в русском народе.

Наступательные действия против свободолюбивого украинства, и в первую очередь против его прогрессивной интеллигенции, предпринимает руководимая графом Шептицким греко-католическая церковь — верный авангард Ватикана в его продвижении на Восток. Не только папа римский Лев XIII, беседуя с молодым графом, раскрыл перед ним этот замысел католицизма. Он был выражен уже однажды достаточно недвусмысленно и до него — папой Урбаном VIII:

«Надеюсь, что с вашей помощью, мои рутены (украинцы), будет возвращен нам Восток!»

* * *

Вот для какой политической миссии родовитый офицер австрийской армии, аристократ Андрей Шептицкий надел монашескую рясу и возвратился вдруг нежданно от салонной, изысканной французской и польской речи к простому языку своих забытых предков. Мы увидим цель этой политической миссии в любом поступке митрополита, стоит только нам повнимательнее, не попадая на крючок его гибких тактических приемов, оценить всю линию жизни Шептицкого и понять, какие силы стояли у него за плечами.

Андрей Шептицкий оставался бессменным митрополитом греко-католической церкви на протяжении полувека, пока 5 ноября 1944 года, осенью, предшествующей окончательному разгрому гитлеровской армии, его гроб не пронесли по улицам Львова. Пышный траурный кортеж духовенства, монахов-студи-тов в черных капюшонах, василиан и василианок, весь этот средневековый церемониал похорон митрополита еще раз возвращал мысли свидетелей погребения к терминам «святоюрщина» и «шептитчина», которые цепко вросли в политическую жизнь Западной Украины и, по существу, были синонимами самой страшной реакции и мракобесия.