Ночные разговоры с ангелом

— У меня уже больше года не было секса, — аргументировала Шурочка свое решение, — ему от меня ничего кроме секса не нужно, и мне от него тоже. Цинично попользуемся друг другом. Я больше так жить не могу, я себя уже женщиной не чувствую.

После этого заявления Фима Шурочку не видела и не слышала, чем закончилась эта история, она не знала. Шурочка почему-то не звонила, а Фима была эгоистична, как все влюбленные — друзей и близких замечала, только когда они настойчиво о себе напоминали.

Сейчас Шурочка стояла перед Фимой растрепанная и шальная. Она протянула Фиме пакет, в котором было шампанское и сыр с плесенью — Шурочке очень нравилось это сочетание.

— Он меня любит, — сказала она как-то отрешенно, когда девушки уселись за стол.

— Кто он? — не поняла Фима.

— Никита, кто ж еще?

— А зачем он тебя так мучил? — удивилась Фима, — ничего не понимаю.

— Просто редкостный идиот, — с нежностью сказала Шурочка. — Я пришла к нему с заявлением об уходе. Он обвинил меня в черной неблагодарности — потому что именно он принял меня на работу и всему научил. Я сказала, что помню об этом и очень ему признательна, желаю ему всяческих благ, но больше так не могу. «Как это — так?» — спросил он. И тут я все вывалила, что я не понимаю, чего он от меня хочет, что он извел меня своими придирками, шуточками, равнодушием. Я сказала, что он придурок. Я спросила его: «Неужели ты не видишь, что я тебя люблю?». Потом я разрыдалась, уткнулась в спинку дивана и что-то такое бормотала на тему: «Как я могла? Второй раз на одни и те же грабли? Не хватило одного раза в детстве? Тогда я все легче перенесла, а сейчас больно невыносимо!». Он принес мне стакан воды, поднял меня с дивана, проводил в туалет, заставил умыться, а потом сказал: «Поехали!». Я, конечно, запричитала: «Куда? Куда ты меня тащишь? Зачем все это нужно?». Он схватил меня за руку и молча потащил к своей машине. Мы приехали в его мастерскую. Там он все также молча вытаскивал из папок рисунки и раскладывал на не очень чистом полу, переворачивал полотна, прислоненные к стенам. На всех была я. На совсем еще детских рисунках была я, не очень похожая, конечно, но это была я. На зрелых полотнах, написанных маслом размашистыми и какими-то отчаянными мазками, тоже была я. Он сдернул тряпку, заляпанную краской, с полотна, которое стояло на мольберте. Я стояла там голая спиной к зрителю, повернув голову, в глазах была мольба, на губах виноватая улыбка. Вокруг меня фон, почти черный. Казалось, я что-то хочу сказать на прощанье, сделать шаг и темноту и исчезнуть.

— В общем, я тебя тоже люблю, еще с этого чертова детства. — Выкрикнул он как-то злобно, — А ты вечно ускользаешь. Сколько баб у меня было, у меня даже жена была, а я все о тебе думал.

Мы потом долго разговаривали, сидя на продавленном диване в его мастерской, покрытом старым потертым ковром. Он мне рассказал, что, как только пришел в первый класс художественной школы, сразу обратил внимание на худенькую девочку с двумя длинными белокурыми косичками и огромными голубыми глазами. Ему сразу захотелось меня нарисовать. Он почему-то подумал, что такая девочка как я никогда не обратит на него внимание. И тогда он решил, что тоже не будет обращать на меня внимание. Поэтому он активно заигрывал с другими девочками, а меня будто не замечал, хотя на самом деле только обо мне и думал. А потом мы закончили художественную школу, наши пути разошлись. Помнишь, я тебе рассказывала, как мы встретились в художественном салоне? Во мне тогда проснулись старые чувства, мне захотелось, чтобы он посмотрел на меня, всю такую красивую, и пожалел, что тогда в детстве прошел мимо меня. А он и пожалел. Он тогда посмотрел на меня, всю такую красивую, и решил, что нищий художник не подходит такой роскошной и успешной девушке как я. Тогда он начал зарабатывать деньги. А потом он услышал обо мне от своего парикмахера. Он решил, что, наверное, уже достаточно хорош для меня, позвал к себе работать, а я опять… начала делать успехи, в общем. Глупость какая. Два человека любят друг друга и придумывают какие-то идиотские причины, чтобы не быть вместе.

— Так что вы решили?

— Да ничего. После того разговора мы прячемся друг от друга. Стараемся не попадаться друг другу на глаза. Мы в тот вечер сидели рядом на диване, я чувствовала, что он хочет меня обнять, но он так и не решился.

— А ты?

— Понимаешь, если я не испытываю к мужчине серьезных чувств, я могу легко сама позвать его в кино или посидеть где-нибудь, я могу первая его поцеловать… А тут. Я тоже не решилась, хотя очень хотела его обнять и заткнуть ему рот поцелуем, чтобы он перестал нести всякую чушь.

— Точно, идиоты. Дети, ей-богу. — Подвела итог беседы Фима.

— Давно ли ты сама стала взрослой? — надулась Шурочка.

— Недавно. — Согласилась Фима, но у меня хватило ума не упустить свой шанс. Она схватилась за телефон. Набрала номер. — Васечка, приезжай, пожалуйста, Шурочку нужно кое-куда отвезти. Нет, сама она не может. Мы выпили шампанского. Давай, мы тебя ждем.

— Что ты задумала? — испуганно спросила Шурочка.