Ночные страхи

Но его усилия подтвердить свои слова наглядным примером не оправдались. Стул рухнул под ним, и Филип довольно нелепо растянулся на каменном полу, больно ударившись. Когда он поднялся, один из полисменов взял стул и, проведя по нему рукой, заметил:

– Сидение мокрое.

– Да? – равнодушно сказал Филип.

– Не думаю, что кто-то мог сидеть на этом стуле, – настаивал полисмен.

«Он считает меня обманщиком», – подумал Филип и покраснел. Но другой vigile, желая пощадить его чувства, сказал:

– Возможно, это был самозванец. Тот, о ком вы говорите. Какой-нибудь аферист. Таких немало, даже в Италии. Надеялся вытянуть денег из signori.

Он огляделся, ища поддержки; портье кивнул.

– Да, – устало согласился Филип. – Это, несомненно, все объясняет. Мы вам еще понадобимся? – спросил он vigili. – У тебя есть визитка, Дики?

Vigili, получив нужную им информацию, попрощались и отбыли восвояси.

Дики повернулся к портье.

– А где тот юный пострел, который передал наше сообщение?

– Пострел? – переспросил портье.

– Ну, официант.

– Ах, piccolo? Он уже ушел, сэр, на ночь.

– Везет ему, – сказал Дики. – Эй, кто это? Мои бедные нервы больше не выдержат никаких фокусов.

Это был метрдотель.

– Сколько будет джентльменов за ужином, трое или четверо? – спросил он с подобострастным поклоном.

Филип с Дики переглянулись, и Дики закурил сигарету.

– Только два джентльмена, – ответил он.

Самоходный гроб [39]

Хью Кертис сомневался, стоит ли принимать приглашение Дика Манта провести выходные в Лоуленде. Он мало что знал о Манте. Вроде бы тот был богат, эксцентричен и, как многие люди подобного сорта, увлекался коллекционированием. Хью смутно помнил, как однажды спросил у своего друга Валентина Остропа, что именно коллекционирует Мант, но ответ Валентина ему не запомнился. Хью Кертис был человеком рассеянным и забывчивым, и сама мысль о какой-то коллекции, не говоря уже о необходимости помнить все ее предметы, изрядно его утомляла. В его представлении воскресные сборища хороши только тогда, когда большую часть времени тебя никто не трогает, а остаток дня можно провести в обществе прекрасных дам. Неохотно порывшись в памяти – Хью ненавидел тревожить ее покой, – он все-таки вспомнил, как Остроп говорил, что в Лоуленде собираются исключительно мужские компании, обычно не больше четырех человек. Валентин не знал, кто будет четвертым, но настойчиво уговаривал Хью поехать.

– Тебе понравится Мант, – сказал он. – Он ничего из себя не корчит. Он такой, какой есть.

– Какой именно? – спросил его друг.

– Ну, он большой оригинал… и странный, если угодно, – ответил Валентин. – Он, если хочешь, являет собой редкое исключение: он эксцентричнее, чем кажется, в то время как большинство людей, наоборот, оказываются более заурядными, чем думаешь вначале.

Хью Кертис с ним согласился.

– Но мне нравятся обычные люди, – добавил он. – И как мы, по-твоему, поладим с Мантом?

– О, – сказал его друг, – ему как раз нравятся такие люди, как ты. Обычные люди… что за глупое слово… я имею в виду, нормальные люди. Их реакции куда ценнее.

– От меня ждут реакций? – спросил Хью с нервным смешком.

– Ха-ха! – рассмеялся Валентин, легонько ткнув его локтем. – Никогда не знаешь, что он учудит. Но ты же приедешь, да?

Хью Кертис пообещал, что приедет.

И все равно утром в субботу он пожалел о своем решении и стал прикидывать, как бы повежливее отказаться. Он был человеком не первой молодости, с устоявшимися представлениями и, хотя не был снобом, все же имел привычку судить о новых знакомствах по меркам своего круга. В этом кругу не особенно привечали Валентина Остропа, который был самым своеобразным из его друзей. Наедине с Хью он бывал очень даже приятным, но, оказавшись в компании родственных душ, начинал откровенно форсить, чего Хью интуитивно не одобрял. Он никогда не проявлял любопытства относительно друзей Валентина, полагая подобное неуместным, и не задавался вопросом, почему тот так меняется в окружении близких приятелей, а также что означают эти перемены. И все же Хью не оставляло предчувствие, что при Манте Валентин проявит себя не с лучшей стороны.

Может, послать телеграмму, сославшись на непредвиденные обстоятельства? Хью обдумал такой вариант, но, отчасти из принципа, отчасти из-за лени (ему не хотелось утруждать свой мозг, придумывая благовидные оправдания для отказа), решил ничего не менять. Тем более он уже написал, что непременно примет приглашение. У него также мелькнула мысль (совершенно необоснованная), что Мант узнает правду и устроит ему что-нибудь гадкое.