Ночные трамваи

«Крепко», — подумал Трубицын, но тут же прикинул: э-э, нет, Фетев так просто не сдастся, тут будет борьба, и нелегкая. Фетев ведь явно на место Лося намылился. Зигмунд Янович сидит давно, стар, много болеет, это ведь не только вельветовый Семен Олегович из Москвы понимает: замена старых кадров неизбежна, и многие из тех, кому сейчас за сорок и которые заждались своего часа, вышли на стартовую дорожку, только ждут сигнала, чтобы рвануть вперед, и начнется отчаянная скачка, а к финишу придет тот, у кого больше козырей, кто окажется смелей в отвержении устоявшихся норм и предложит нечто свое. Конечно же у Фетева кое-что есть в запасе, он на декларации мастак, да и за плечами его немало раскрытых преступлений, громких дел, отвечающих духу времени. Да, Фетев вышел на стартовую дорожку, потому так и насторожен, потому и сообразил, что означает визит Светланы… Примет ли он какие-нибудь меры или Лось… У Зигмунда Яновича опыт и репутация… Вот какая напряженная предстоит борьба.

Но Трубицыну в ней участвовать не следует. Скорее всего, события начнут разворачиваться где-то недели через две. Ну что же, он давно не был в отпуску, да и врачи его теребили: пора, мол, лечь на обследование. Все это так… Но это ходы пассивные, нужно нечто более серьезное. Но об этом не в доме Найдина…

Он встал, улыбнулся, сказал:

— Будем надеяться, что все обернется в пользу Антона. Я бы этого хотел…

И, не дав старику ничего ответить, кивнул и вышел из дому.

За рулем дремал Кляпин. Трубицын толкнул его.

— Поехали! — приказал он.

И, едва машина тронулась, как мысль заработала стремительно. Нет, тут не все просто, Лось — старый приятель Найдина, не любит Фетева, он развернет дело. Да и вообще в воздухе пахнет серьезными грозами. Трубицын может опоздать, ему тоже надо быть готовым к скачке… Письменное подтверждение?!. Вот что он сделает: нужна статья, хлесткая, сильная, о нарушениях законности в области, он сумеет собрать факты, да кое-что у него есть, а в центре будет дело Антона. Да, он сделает прекрасную статью. У него сохранились ребята в редакции. Есть надежный парень в Москве. Он ему вышлет статью, но предупредит: печатать тогда, когда даст команду; ведь в области еще все на местах, но вряд ли это надолго. Воздух накаляется, и взрыв неминуем. Нельзя давать такую статью раньше времени, но нельзя и опоздать… Он будет получать информацию хотя бы от того же пройдохи Федорова, ублажит его кое-чем и, как только поступит к нему нужное сообщение, сразу же даст команду приятелю в Москву: давай! Вот тогда выстрел его окажется первым. Да еще, если в этой статье раскроются кое-какие пружины обветшалого экономического механизма, что и приводит неизбежно к правонарушениям, — цены ей не будет… Вот так!

Машина остановилась возле его дома.

«А теперь на корт!» — радостно подумал он, потому что решение было принято и цель определена; в этой скачке он должен стать победителем, может быть, другого такого шанса у него и не будет.

4

Зигмунд Янович сидел, не зажигая света, хотя уж было за полночь, темнота сгустилась, за открытым окном плескался дождь. Город дремал, он не бодрствовал, не спал, а именно дремал, и Зигмунд Янович, много, очень много лет проживший в этом доме послевоенной постройки (его клали пленные немцы, как почти всю улицу, оказавшуюся ныне в центре), знал все звуки, раздающиеся по ночам, мог отличить дальнее, беспокойное дыхание металлургического комбината от занудливо звенящего скрежета ТЭЦ, веселое щебетание молодых компаний, бредущих за старыми осокорями, от сварливой супружеской перебранки, хотя расстояние до тротуара было немалое, там фонари лили желтый маслянистый свет на темную зелень листьев. Свет этот не нравился Зигмунду Яновичу, раньше фонари были молочно-белыми, а сейчас поставили вот эти. Он все хотел спросить у главного энергетика города, зачем это сделано, но забывал.

Он часто мучился бессонницей, снотворные не помогали, и он привык сидеть в кресле в красной атласной пижаме у окна и слушать звуки ночи. Лось отдыхал в эту пору, и если под утро ему все же удавалось заснуть на два-три часа, то потом он все же был бодр весь день. Но нынче, после прихода дочки Найдина, все было иначе.