Так она попала к Кире, а утром ее разбудил шум проезжавшего мимо лесовоза. Светлана взглянула на часы, было около семи, значит, время до свидания еще есть. Она прислушалась и почувствовала: в доме не спят, в глубине его слышны были шаги, разговор, звяканье посуды. Она встала, надела халат, выглянула в коридор. На скамье сидел высокий мужчина, бородатый, в брезентовой куртке, он покачивал руку, словно баюкал ее, на Светлану даже не взглянул, она заметила — рукав его куртки в крови. Тут же выглянула из дверей Кира, сказала мужику:
— Давай сюда, — и, увидев Светлану, кивнула ей, указав на дверь, ведущую во двор. Светлана и так уж знала, куда идти.
Во дворе, шагах в пяти от дома, стояло странное сооружение — некое подобие сарая, заделанного со всех сторон черным толем, а внутри два отделения. В одном поставлен был унитаз над выгребной ямой, а в другом — старинный умывальник, с мраморной стенкой, за которой был бак с водой, на самой стенке тускловатое овальное зеркало. Она закрыла дверцу на крючок, скинула с себя халат, решив вымыться по пояс. Вода была холодная, обжигала, но ей нравилась эта острота ощущения, она долго растирала тело вафельным полотенцем, которое нашла тут же, и после этого почувствовала себя взбодренной.
Она подумала, что сегодня увидит Антона, и ей стало тревожно, потому что она не могла представить их встречу, только сейчас ей пришла в голову простая мысль: вот она рвалась сюда, добиралась с великими муками, а сегодня осуществится то, во имя чего она двигалась этим нелегким путем… Но для чего это все? Для чего?.. Разве ее встреча с Антоном может что-то изменить?.. Ведь то, что произошло с ним, наверное, произошло не случайно, он сам же ей когда-то убежденно говорил: не кто иной, как человек, определяет способ бытия. И если оказывается в какой-то ситуации, то он ее заслуживает, у него наверняка был хоть один шанс избежать ее, а если он этого не сделал, значит, вольно или невольно, а принял, сделал свой выбор… Конечно, это всего лишь слова, размышления, но ведь и в самом деле человек, если очень захочет, может уйти от надвигающейся беды. Если даже Антона оклеветали, то был, обязательно должен был быть способ уйти от этой клеветы, пусть даже ценой компромисса… Но разве она сможет обо всем этом сказать ему сегодня? Да и что она должна делать?..
Но тут же решительно приказала себе: коль уж приехала, то иди до конца. Само свидание подскажет, что делать, обязательно подскажет…
Она вышла из туалета, направилась в медпункт, ей еще нужно было кое о чем расспросить Киру.
Они завтракали в жилой комнате, отделенной от медпункта тесовой переборкой, пили козье молоко, ели мед с хорошо пропеченным белым хлебом. «Мне по утрам с машины буханку в окно кидают», — объяснила Кира.
— Ты что же, тут навсегда поселилась? — спросила Светлана.
Кира фыркнула:
— Однако ты тутошних мест не знаешь. Кто же в поселке навсегда?.. Транзитный поселок-то, хоть и речной, а все равно транзитный. А из тех, что в глубинке ставили, там таких брошенных не сосчитать. Лес валили. А как весь свалили вокруг километров на сто, а то и более, так побросали жилье, в другом месте поставили. А здесь и пристань есть, колония, ну и вот заводишко по ту сторону горы возводят, так еще народ держится. Опять же сплавная контора. Коренных в этих местах не найдешь. Вон дальше, в тайге, там деревни, там хлеба сеют, скот разводят, там и людишки старожилые живут. А у нас больше вербованные или по службе… Вот замуж выйду и подамся куда с мужиком, — рассудочно, строго сказала Кира.
— А есть за кого?
— Да сватаются. Но покуда не те, с кем детей растить, дом держать. Нынче мужик совершенно бродяжий пошел. И что их по всему свету носит? Отробил по договору, а то и до договора — и вещички в зубы. Правда, на работу злые. Деньги за труды свои берут большие. На книжках держат, не балуют ими, как прежде бывало — загудит, загуляет, все спустит. Нынче деньги берегут. У другого на книжке и за сто тысяч. Так с собой с места на место и перебрасывает. Думаешь, зачем? А чтобы потом, когда на оседлость выйдет, дом себе поставить или квартиру купить, машину, однако… Но опять же на оседлость мало кто идет. Не семейный пошел народ, самый что ни есть бродяжий. И что такая за мода — не знаю. Говорят: свободой дышим. А что, разве при оседлости свободы нет? Вот и проблема. Мне мужик стационарный нужен. Найду такого, тогда за него и пойду. И еще надо, чтобы он меня хоть малость, да любил. А то бродяжные, они больше мужчинскую компанию уважают. А женщина у них вроде как на временное пользование. А я себя уважаю. Я на временное никогда не пойду… У тебя-то мужик постоянный?
— Вот ведь к нему приехала, — ответила Светлана, хотя отвечать было неприятно.
— Ну вот же — нашла. И я найду.
И тогда Светлана спросила то, ради чего и повела этот утренний разговор:
— А ты майора… начальника колонии знаешь?.. Что за человек?