Читаем Ночные трамваи полностью

Он снова легко взял Светлану за локоть, провел по ковру, и они, миновав узкий коридорчик, оказались в просторной комнате, где раскрыто было окно, стоял большой, старинной работы письменный стол. Сразу бросался в глаза портрет над диваном в дубовой раме, он писан был маслом, — строгий человек в пенсне на большом прямом носу, с ровным зачесом коричневых волос, в темном мундире. Портрет был писан не очень хорошей кистью, скорее художником-любителем. Светлана узнала человека, изображенного на нем, это был дед Владлена — Александр Александрович, оставивший несколько книг по горнорудному делу и металлургическому процессу. Она видела старый дагерротип у отца, где Александр Александрович стоял в кругу своих учеников «Математической школы», которую он же и создал в Третьякове. Откуда Владлен откопал его портрет?.. А может быть, он у него всегда был, но ведь Светлана прежде наведывалась на квартиру завуча Трубицына, там этой картины не было… Ну да это неважно. Тут главное другое — вот Владлен чтит, видимо, своего деда, человека, к которому и отец питает серьезное уважение, да о котором до сих пор говорили в Третьякове как о давней знаменитости. Насколько она помнила, Александр Александрович погиб где-то году в тридцать пятом при аварии в мартеновском цехе, спасая рабочих, и хоронили его не только поселковые, но и весь Третьяков, на городском кладбище. Его могила выделена, на ней поставлен большой камень, и ограждена она чугунной оградой.

Едва Светлана опустилась, как почти бесшумно вошла Люся, поставила поднос с кофейником, чашками и вазочкой печенья.

— Вы, Светочка, сами управитесь, — ласково пропела она и тут же вышла.

Пока она наливала кофе Трубицыну и себе, все время ощущала, как он ее разглядывает, и это ее настораживало. Но стоило ей поднять глаза, взять чашку, чтобы сделать глоток, как он расплылся в улыбке, и у нее мелькнуло: а он, наверное, нравится женщинам, конечно же нравится, он и ей и ее подружкам когда-то нравился, и ведь знает об этом прекрасно.

— Мне очень хочется, — сказал он, — чтобы у вас рассеялось недоброжелательство ко мне.

— А откуда вы взяли, что у меня оно есть?

— Чувствую, Светлана Петровна, очень хорошо чувствую.

Его шоколадные глаза смотрели насмешливо, но эта насмешка была не такой явной, чтобы обидеть человека, а какой-то умудренной, что ли, даже нечто загадочно обещающей. Она внутренне улыбнулась, подумала: «Ну, это уж мы проходили», — и ей сразу же стало легче, потому что сообразила — понимает его, а когда понимаешь, то вести разговор легче, любую недомолвку можно заполнить догадкой и почти при этом не ошибиться, и сейчас она ощущала: Трубицын насторожен, и происходит это потому, что он не знает, что сказал ей Антон при свидании, не задел ли как-нибудь его… Вот это, пожалуй, более всего сейчас интересует Владлена Федоровича.

— Понятно, — сказала она и тут же решила вывести разговор напрямую: — Наверное, вам любопытно, как Антон?

Он сразу же оценил ее прямоту, едва заметно кивнул:

— И это конечно же, и это…

— Колония, как вы догадываетесь, не место, где люди могут быть счастливы, — сказала она и сама почувствовала: слишком уж резко взяла, не надо бы так.

— Догадываюсь, — кивнул он.

— Ну а для вас, Владлен Федорович, — сказала она, уже не в силах остановиться, — он добрых слов не нашел.

Он отпил из своей чашки небольшой глоток, вздохнул, показывая этим, что огорчен, снова сделал глоток.

— Что же, — сказал он. — Так вот вышло, Светлана Петровна… Так вышло… Я ведь Антона хорошо встретил. Думал, мы подружимся. Да к этому и шло. Однако же не получилось. Не моя вина…

— Его?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза