Ночные видения

Побуждаемый тем, что я должен сделать и что делаю уже очень давно, я не могу вспомнить ничего иного. У меня нет жалости, я не обнаруживаю сострадания. Я не способен чувствовать любовь, раскаяние, страх. Я вообще лишен эмоций, у меня есть только цель. Призвание. И оно зовет меня, о, как оно меня зовет!

Кто-то может сказать, что я играю с человечеством. Вероятно, такая точка зрения имеет право на существование. Если так оно и есть, то я – один из немногих оставшихся, кто знает правила такой игры.

Возьмите, к примеру, вот этого человека. Он вырядился, как и многие сегодня вечером, в чудовище, но чудовище выдуманное. Это нечто такое в культуре, чего я никак не могу понять. Наряд смешон, маска из резины с клыками и рогами. Этот человек понятия не имеет, как выглядит настоящее чудовище. Понятия не имеет, отчего вообще возникла традиция скрывать лицо: скрывать от чудовищ, от лиха в эту ночь, скрывать себя под личиной, чтобы мертвые тебя не узнали. Он понятия не имеет о доставшемся ему наследии. Только и заботится о том, чтобы весело провести время, – несомненно, идет на то или иное сборище и уже пьяный, пошатывается.

Я пристраиваюсь у него за спиной, повторяю все его движения, хотя я-то могу идти по прямой. Несомненное проявление решимости – я никогда не отклоняюсь от намеченного плана действий. Он даже не сразу догадывается, что я рядом, его чувства притуплены спиртным. Он чувствует, что что-то неладно, но не может понять, что именно. Погоди. Да, вот сейчас! Он смотрит вниз на эти слишком большие ступни с когтями на каждом пальце и понимает: то, что он слышит, не может быть шумом его шагов. Что, помимо него, на относительно безлюдном отрезке улицы кто-то есть.

Решив, что это ему померещилось, он встряхивает головой. Не более того. Он идет дальше, спешит туда, где его ожидают огни и музыка, но не может избавиться от досаждающего чувства, от стука «клак-клак-клак», который, как жужжащая муха, носится вокруг его головы. Это чувство подсказывает, что шум шагов порождает не он, а кто-то другой.

Кто-то другой идет сзади.

Он вдруг останавливается, то же делаю и я. Он снова смотрит вниз, потом налево и направо. Я жду. Теперь уже скоро. Но не сейчас. Он посмотрит и станет жертвой, это может случиться теперь в любую минуту. Так бывает всегда. До тех пор я и пальцем его тронуть не могу. Но потом… о, потом…

Вот оно! Поворот. Сначала поворачивается голова, он смотрит через плечо. Затем – и туловище, теперь он стоит лицом ко мне. Я не могу видеть его лицо под маской, но не сомневаюсь, что на нем гримаса ужаса.

Если бы он только знал! Если бы он помнил старые обычаи, древние традиции! Но в наше время, похоже, их вообще забыли. Печально, но это так.

Ну, что ж. Пришло время для другого поворота.

Мой черед.

Тим Нолан знал о старых обычаях, о древних традициях.

Ему и следовало знать, ему рассказывали о них с детства. Сколько он себя помнил, его учили правилам. Что делать, чего не делать. Чего никогда не делать. В этот день. В этот вечер. Учила его бабушка, заменявшая ему родителей, которые погибли в автокатастрофе – в это время года, собственно говоря. На выходные попали в неожиданно налетевшую бурю, дороги обледенели, машину, за рулем которой был отец Тима, занесло, и она врезалась в дерево.

– Они никогда меня не слушали, – часто повторяла бабушка. – Я им говорила не ехать. О, милая моя девочка!

Вероятно, она оттого так много думала о несчастьях, которые могут случиться на Хэллоуин, что сама была родом из мест, где этому придавали большое значение. Как бы то ни было, в свою паранойю бабушка вовлекла и внука. Говорила, что проклятия обязательно сбываются, что на 31 октября по земле бродят вурдалаки, гоблины и привидения. Учила Тима способам уберечься от них.

Огонь бабушка считала самым действенным средством против нечисти, и много лет подряд на Хэллоуин разводила в саду большой костер, а Тим помогал.

– Вот так, большой, аккуратный. Теперь они не посмеют к нам сунуться, Тимоти, – говорила бабушка. – Пусть только попробуют!

Репа и картошка со вставленными в них углями или свечами окружали их участок оборонительным кольцом. Готовя такие светильники, бабушка бормотала заклинания, передававшиеся в семье из поколения в поколение. Научила она им и Тима. Они запирались в доме, как будто он осажден, и соблюдали особые меры предосторожности. Не отвечали на стук в дверь. Скорее всего это приходили дети требовать угощения. Но кто знает? Лучше перестраховаться. Так дожидались первых признаков рассвета, тогда снова можно было чувствовать себя в безопасности. И, поскольку Тим не знал иного, все это казалось ему само собой разумеющимся.

Тим уже больше не устраивал большого костра в саду отчасти из-за того, что теперь участок за городом, бывший в его распоряжении, был гораздо меньше. Но он расставлял по дому свечи, главным образом у окон и дверей. Твердил слова, которым научила его бабушка, – так люди произносят перед сном молитву, хотя к Богу заклинания Тима отношения не имели.