Ночные животные

Грязь хлюпала под ногами, когда Костя брел вдоль хорошо знакомых узких улочек. Ветхие балконы так и норовили свалиться на голову, а на них все равно выставляли ржавые велосипеды, банки и сушилки для белья. Дети носились в потрепанной одежде: тут они всегда донашивали одежду за старшими. У Ромала родных братьев или сестер не было, и он носил одежду папы. В школе уже это было веской причиной для насмешек.

Свои первые деньги – награду за победу в городской олимпиаде по математике, пять тысяч рублей, баснословные деньги, – Костя потратил на футболку и джинсы. Он никогда еще так собой не гордился. Сросся с джинсами, как со второй кожей! Тогда Косте исполнилось пятнадцать, и тогда отец вышел из себя и разбил вазу о его лицо. Деньгами в семье распоряжался только Виктор, и за нарушение этого правила можно было поплатиться. Правила Ромал знал, но с возрастом перестал им подчиняться, так что дома его шпынял отец, а он, в свою очередь, на улицах шпынял остальных. Связываться с ним уже тогда боялись, потому что бил он лихо и хладнокровно, удивительно жестоко вымещая злобу в уличных драках. И даже сейчас, стоило Косте появиться в родном квартале, улица подозрительно пустела: тут помнили, как он протащил парня, свистнувшего у него зажигалку, по грязи до площади. И пусть Ромал никогда не находил денег на сигареты – слишком дорогое это удовольствие, – зажигалку он все равно решил вернуть, да еще и превратил разборку в настоящее мероприятие. Мать Кости даже не попыталась наказать его. Возможно, она понимала, что в нем говорит кровь. Яблоко от яблони.

Костя подошел к грязно-рыжему обшарпанному двухэтажному домику. Его окна были раскрыты, из них доносились чьи-то разговоры, крики, валил дым или пар – неясно. В глазах парня мелькнуло глубокое отчаяние; он не любил это место и всегда хотел сбежать отсюда, но… от родных не сбежишь. От крови не сбежишь. Так считала мама, а Костя не умел с ней спорить.

Ромал поднялся на второй этаж, вдыхая спертый воздух, и остановился у двери. Ему вдруг показалось, что он совершает огромную ошибку. Дом пугал его. Да, именно так. Костя боялся оказаться в своем прошлом, потому что всеми силами отрицал его. Что, если его вновь поглотит «двор чудес»? Тащить кошельки, наживаться на пожитках мертвых и с энтузиазмом копаться в горах мусора, надеясь отыскать там нечто ценное… Этим ведь жил его отец, этим жила его семья. Что, если Костя станет частью этого безумия?

Костя громко сглотнул, смахнул испарину с лица и открыл дверь. В коридоре горел свет, на кухне работал телевизор. Парень наступил на горло своим чувствам и откашлялся, в глубине души предполагая, что, возможно, его никто не ждет, но вопреки всему наивно надеясь, что у него все же есть дом.

– Мам? – Константин бросил рюкзак и стащил с головы капюшон серой толстовки. Никто не ответил, и он двинулся по узкому коридору, перешагивая через разбросанные коробки и обувь. Из-за тонких стен доносились разговоры соседей. Крыша скрипела, предупреждая на своем языке, что вот-вот рухнет. Костя свернул на кухню, смахнул волосы с лица и вдруг улыбнулся, как мальчишка: – Мам.

Анна Ромал обернулась и отложила на стол деревянную лопатку. Невысокого роста, с темными волосами и удивительно добрыми глазами, Анна выглядела уставшей, но все равно была одной из самых прекрасных женщин в мире. Костя никогда в этом не сомневался. Его мама – спасательный круг. Она редко соглашалась с ним и редко его поощряла и все-таки любила его, пусть тихо, но по-настоящему.

Ромал в несколько широких шагов оказался рядом и крепко прижал мать к себе. Она зажмурилась, погладив его по голове, а он сцепил руки за ее спиной, будто больше всего на свете нуждался в ее близости. Анна отстранилась, осмотрела лицо сына, а потом вдруг коснулась ссадины на его подбородке и возмущенно цокнула языком.

– Я в порядке, – тут же отрезал парень.

– Мэ ада шуньдем.[25]

– Мам, ничего смертельного.

– Ты дрался.

– Ну… – Ромал проследил, как мама вновь подошла к старой, поржавевшей плите, и уклончиво ответил: – Немного.

– Ту хохавэса, мэ джином,[26] – помешивая еду в сковороде, ответила Анна.

– Ничего я не вру. Пришлось сегодня за друга заступиться.

– Тебе не сегодня этот синяк поставили.

– В тот раз я заступился за девушку.

– Кто за тебя заступится, когда время придет?

– За меня заступаться не надо. Я сам со всем разберусь.