Читаем Ночные журавли полностью

А уходить ее муж умел! И уводить за собой… Сейчас вот ляпнул про бассейн – и смутил каким-то близким чувством, которого ждала она. Даже сочувствие угадал к корове.

– Надень куртку-то теплую! – суетился Вася.

– Да грязная она, – отмахнулась было.

– На свидание собралась?

– А ты позвал?.. Вижу, что намылился, не терпится ему!

Они почти никогда не ругались, даже в молодости. В крайнем случае, когда Надя чувствовала в муже резкую смену настроения и не успевала за ним.

6

На дворе дул ветер.

Утренний неустойчивый, чередуя теплую волну запахов от реки с холодным дыханием от заиндевелых лесных полян.

Выше косогора, за березами, просматривались рыжие склоны, разделенные кое-где мелкими въедливыми ручьями. Заснеженные горные отроги, как кривые пальцы, вцепились в зеленые лощины. Освещенные желтыми лучами прояснялись натруженные костяшки гор.

Жена шла первой, чуть склонившись в талии, покачивая крутыми бедрами так, что от движения их запыхался Вася еще до подъема.

– Сама понянчиться захотела! – Надя обернулась, словно почувствовала упорный взгляд. – Понежиться с теленочком!..

Сказала уже явно сочувственно. Но смотрела с тоской. Может, тоже носит в душе какую-нибудь тайную мысль. О чем? О другой жизни, об уходящих годах, об усталости и скуке? Несмотря на ветер и холод, от жены веяло еще теплом постели. Она нарочно потягивалась и зевала, улыбаясь своей беспечности и неожиданному отвороту от домашних дел.

В горах чаще поднимаешь глаза к небу. И особенно радуешься, когда оно проясняется. А сегодня, похоже, будет тот самый последний осенний денек, когда нужно бы закончить много дел, но лучше не стараться, потому что все равно не успеть!

По твердой от заморозка тропке, с прилипшими к земле березовыми листьями, они поднялись на вершину косогора.

Верхушки долговязых сосен качались во все стороны, перехлестываясь кронами, словно ловили друг дружку в объятия. Желтая хвоя падала на их головы и плечи, как сухой дождь.

Ветер гнал по небу сизые убористые тучи. Они с ходу намеревались проскочить через высокую гряду, но застряли и скопились в устье синего распадка, как ледяная шуга в заторе.


На этом косогоре, на этой тропке он встретил свою Наденьку двадцать лет назад.

Было это в мае. Она спускалась вниз; ситцевое платье облепило ее крепкие ноги. Вася подошел, девушка втянула живот, но дорожки не уступила.

– Потеряла чего?

– Мама послала корову искать! – бойко ответила девушка приезжему учителю, заслоняя от солнца лицо ладонью и разглаживая лисьи бровки.

– Давай помогу!

– Да вы сами заблудитесь!

– Ну что ж, потеряемся, так вместе…

Щеки розовые, на локте зябкая пупырышка! Под тонким платьем на груди пробивались соски, словно птенцы из скорлупки.

Девушка посмотрела в сторону острова, где уже зацветала черемуха, затем невзначай в глаза приезжему:

– Вы же дальше школы-то не ходите!..

7

Деревня была видна как на ладони, растянувшись вдоль Чуйского тракта на покатом солнечном склоне. Нижние проулки выходили на берег ручья. Он таился сейчас в густых ивах. Сквозь серебристые листья проглядывала тусклая рябь воды. Ручей бежал незаметно, окольными путями – мелкий, но настырный – отнимая от деревни плодородную низину, поросшую молодым сосняком и кустарником.

Весной, когда с одной стороны вскипала большая река, а с другой разливался ручей, земля между ними становилась заповедным островом.

Это было место влюбленных.

Особо нетерпеливые пары перебирались на остров, несмотря на сильное течение, почти вплавь. А там, на зеленых полянах под солнцем, уже нежились листочки земляники, и одуряюще пахла цветущая черемуха.

Когда-то и они с Надей гуляли и целовались на этом острове…

Временами ветер в лощине стихал, но оставался в неподвижном воздухе какой-то протяжный гул, словно он набирал силу за ближней грядой.

Надя остановилась. Скользя на тропе, Вася ухватился за ее талию. Почувствовал, сквозь тонкую куртку, как жена втянула живот, поднимая грудь и выправляя осанку. А еще уловил: затаила дыхание, будто бы прислушивалась к чему-то, и выдыхала по чуточке. В этих крохах воздушной грусти таилось для него особое очарование.

Вася сильнее обнял жену.

– Не наигрался еще?.. – перехватила ладони, сжимая их.

Постояли молча. Затем пошли к соседней вершинке, но уже как-то с неохотой, или с сомнением. Легкость осталась там, где они разжали руки.

Чем выше поднимались, тем удаленнее становилась деревня. Хотя виднелись еще крыши домов, зарывшись в желтую листву, будто пестрые куры-наседки в свежее сено.

8

В центре села громоздилось деревянное здание школы. Перед ним зеленая лужайка с проплешиной. В начале своего учительства Вася делал на ней зарядку с детьми. Школьники приседали шеренгами и махали руками, сверкая белыми манжетами, будто подавали морские сигналы.

Хорошее было время! Он до сих пор жалел, что ушел из школы.

Рядом со школой, из-за высокой ивы, выглядывал их дом. Вернее, крыша: высокая, шиферная, с ржавым подтеком от трубы. В огороде, где полосой сошел иней, можно было разглядеть неубранную ботву, издали похожую на спутанную шерстяную пряжу темно-зеленого цвета.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги