Ночные журавли

– «Солнце превратится во тьму, и луна в кровь, прежде нежели наступит день Господень великий и славный». А с нами что будет?

– Пророчествуют те, у кого нет будущего. – Он улыбнулся той единственной в мире улыбкой парящей чайки. – У нас ничего не отнять!

Вагон медленно поплыл, хоть и стоял на месте – отправили другой эшелон.

«Семеновский состав! – крикнул унтер-офицер в коротком полушубке без погон. – Егор! Смотри-ка, солдатик ловчит чайник выхватить! Дурище!.. Поднимешь, когда поезд пройдет». – «А что сказали на митинге?» – Солдат кивнул на вагон Верховного правителя. – «Говорил, не хочу, мол, вас напрасно губить! Идите, мужики, по домам… Ты куда?» – «Пойду цыган отгоню!»

Перрон быстро пустел. В окне адмиральского вагона махала рукой барышня с темной косой на плече.

15

Первая цыганка вышла в белом платье. Куталась в рваную шаль и озиралась на белый свет. Голос низкий, причитающий, будто замешивала песню в ступке для гадания. Мотив неясный, шершавый, непокорный, в словах удивление – деревянные домики, пожарная каланча, темный лес за околицей – все распадется, все изменится, все смоет красная пена заката…

– Помнишь, Саша, нашу встречу?

Спросила, будто с полпути вернула:

– На Балтике, на эсминце. Флот ждал войну, а я ждала тебя! Ты появился в кают-компании вечером, веселый, с гитарой: господа, я приехал на лошади! Мужик на пароме с подводой… О тебе ходили легенды: в Северном океане на шлюпке – в поисках барона Толля. Это было еще безрассуднее, чем сама экспедиция барона!

Человек обживает такое пространство, на какое способна его душа! Будь то шлюпка отчаянного капитан-лейтенанта или вся Великая Сибирь от Урала до Приморья.

Вторая цыганка вышла в красном платье, ее короткий причитающий вскрик утонул в снегах. И слышался в нем всплеск золотого оружия, упавшего с борта черноморского крейсера, не опреснившего моря измены!

Словно замерзший цветок – облетала цыганка песенными лепестками…

– А потом я узнала, что ты в Японии, почти в плену, бросила мужа во Владивостоке и примчалась в твой госпиталь. Тебя лечили бывшие враги. Помню, лепестки сакуры на белом кителе, звонил колокол. Я поклялась не расставаться с тобой!

Княжна взяла вышивку, прижимая к груди серебряный узор:

– Боже мой! Я не была у постели умирающего сына! Теперь отнимут и тебя…

Третья цыганка вышла в черном платье, с красными цветами на подоле. Она прошлась по грязному снегу, собирая с рваного полукруга по нитке чистого звука, и осторожно сматывала песню в цветастый клубок.

– Кажется, нас прицепили к паровозу!

– Теперь уж недолго.

– Пусть. Еще хоть день в пути…

Солнечный луч упал на погон с тремя двуглавыми орлами.

– Мне рассказывали об экспедиции девятнадцатого года, – начал Колчак.

Четвертая цыганка вышла в платье голубом. Она заглянула в глаза адмиралу и пустила песенный клубок по снежной дороге!

– В устье Игарки обнаружили склады, еще от царя остались. Их охранял местный большевик, бывший ссыльный. Оказал сопротивление – расстреляли. А собаку – на цепи у входа – пожалели. Пришлось пробить стену, чтобы вынести продукты. Говорили, что, когда все забрали, кобель перестал рваться, уткнулся мордой в снег. Кормить пробовали – не взял! Отвязали, не кусался, думали: на сто верст нет людей – никуда не денется. Так вот не пошел, остался в пустом доме…

– И что с ним сталось?

– Волки, наверно…

16

Прощались на мосту. Качались доски под ногами; Оля спросила:

– У тебя с собой есть мамина вещь?

Я перебрал содержимое карманов, пожал плечами:

– Вот, может, пуговица. Пришила от старой блузки!

Она пошла к калитке, не взглянув на пуговицу.

У крыльца обернулась, поманила ближе: «От мамы у тебя – пупок!» И скрылась за дверью неприкаянной половины нашего дома.

На черном окне колыхалась паутина, смутно блестели стеклянные банки на штакетинах забора.

Есть в жизни такие места, которые лучше видятся с закрытыми глазами!

Тень от черемухи на голубой крыше, опушка соснового леса, березовый холм за селом. А между звезд серебристая нить от клубка, что увела адмирала в последний путь. Теперь не найти тот след в Ангаре, но должно же оставаться вечное!

Даже звезды – это всего лишь узелки на изнанке небесного полотна, истинный узор которого душа лишь вспоминает на земле.

Зеленая юрта

1

Молодого учителя, приехавшего в горное село, первой заметила мать Нади. Она работала в магазине и подтолкнула свою девку: смотри, мол, денег не считает!.. Высокий, стройный алтаец с широким открытым лицом и тугим разрезом черных глаз, в глубине которых пугающе светились яркие кочевые искры. Особенно всем, детям и взрослым, понравился его голос с природной мягкостью и любезной спешностью, как в говоре мелких горных речушек.

Ходил Вася по деревне в белой рубашке; стал директором школы – надел галстук. А пять лет назад выбрали Василия Михайловича главой села.