Ноэтика. Беседы о разумной, счастливой и вечной жизни

Без обретения подлинного смысла жизни человек не живет – он именно «болеет жизнью», и если у него хватает мужества и честности (хотя бы перед самим собой), он должен признать, что каждый бессмысленно прожитый день, растраченный на пустяки, – это не нечто самоценное, а только очередной шаг к небытию.

Но даже не в самом неизбежном фатальном исходе заключается подлинный трагизм бессмысленной жизни-болезни-недолеченности.

Если бы человеку дано было жить с улыбкой и умереть в здравом уме – это было бы хоть в какой-то мере приемлемо.

Однако почти всегда трагическому финалу предшествуют печальные картины старческой физической немощи, психической и умственной деградации, что с очевидной достоверностью показано Ги де Мопассаном в рассказе «Семейка»:

«…Дверь в гостиную была отворена. Я направился туда и заметил нечто трепыхающееся в кресле – это был старый парализованный человек.

Подошла г-жа Радвен:

– Мой дедушка, сударь. Ему восемьдесят семь лет.

Затем она крикнула дрожащему старику в самое ухо:

– Это товарищ Симона, дедушка!

Предок сделал усилие, чтобы поздороваться со мной, и закудахтал:

„Уа, уа, уа“, помахав рукой. Я ответил:

– Вы очень любезны, сударь! – и в изнеможении опустился на стул…

Прозвенел звонок: звали к обеду. Я спустился в столовую.

Симон потирал руки.

– Теперь ты позабавишься, – сказал он мне. И все дети, поняв, что меня хотят угостить зрелищем дедушки-лакомки, дружно рассмеялись…

Обед начался.

– Смотри, – зашептал Симон.

Дедушка не любил супа и отказывался есть. Его принуждали к этому здоровья ради; слуга насильно вливал ему в рот полную ложку, а старик энергично отфыркивался, чтобы не глотать бульона, который, таким образом, струей вылетал на стол и на соседей.

Дети хохотали в полном восторге, а их папаша, тоже чрезвычайно довольный, повторял:

– Правда ведь, забавный старик?

В течение всего обеда занимались только им. Он пожирал взглядом расставленные на столе блюда и трясущейся рукой старался схватить их и подвинуть к себе. Их ставили почти около него, чтобы полюбоваться тщетными усилиями параличного… От жадности у него на салфетку текли слюни, и он издавал какое-то урчание. Все семейство наслаждалось этой гнусной и чудовищной пыткой.

Потом ему на тарелку клали крохотный кусочек, и старик съедал его с лихорадочной прожорливостью, чтобы поскорее получить что-нибудь еще.

Когда подали сладкий рис, у него начались почти что конвульсии. Он стонал от желания.

Гонтран крикнул:

– Вы ели уже слишком много, сладкого не получите!

И хозяева сделали вид, что старику больше не дадут ничего.

Тогда он заплакал. Он плакал, дрожа все сильней и сильней, а дети хохотали».

Конечно же, не все в старости может быть столь очевидно трагически печально, но медицинская статистика наших дней бесстрастно свидетельствует о том, что сегодня все большее и большее число людей, достигая преклонного возраста, проживают остаток своих дней с различными весьма серьезными отклонениями в психике.