– Хочу, чтобы ты почувствовала себя коронованной властительницей, – ответил на её не заданный вопрос Тёмный Лорд. Он сделал несколько шагов вперёд и водрузил диадему на голову дочери. – Здесь для неё ты – единый правитель. Повелевай.
Тяжёлый венец непривычно сдавил виски. Гермиона хотела отказаться от глуповатой и явно неуместной атрибутики, но Амбридж шумно заворочалась на каменном полу, и ведьма повернулась к ней.
За спиной послышался хлопок, а за ним ещё один. Беллатриса и Тёмный Лорд трансгрессировали, и Гермиона осталась в полутёмном подземелье один на один с поверженной пленницей.
Она стояла и не отводила взгляда от лица Долорес Амбридж. Странное ощущение поднималось откуда-то изнутри, медленно подступая к горлу.
– Слышали? – не отрывая от неё глаз, спросила Гермиона. – Слышали, что нужно сделать, чтобы я ушла?
На лице пленницы блеснула бессильная ярость.
– С каждым новым днём, знаете ли, я всё больше понимаю, что mon Pere прав во многом. О чём вы думаете, Долорес? – Гермиона смотрела в эти глаза и всё сильнее чувствовала подступающие обиду и ярость. За всё. – Скажите мне, – прищурившись, процедила она. – Что сейчас в вашей голове, а? Действительно, что бы вы сделали со мной в подобной ситуации?
Глаза жертвы блеснули вновь, и Гермиона вдруг с остервенением полоснула Амбридж невидимой плетью заклятия. Под рассечённой, испачканной в пыли тканью ядовито-розовой мантии выступила багровая кровь.
Какое странное чувство… Гермиона перевела взгляд в глаза Амбридж. Она чувствовала, как нарастает и расправляет крылья внутри невиданный, никогда ранее не испытываемый гнев.
– Что?! – хрипло крикнула юная ведьма. – Вы сделали бы хуже! Я вижу. Я помню. Вам ведь так нравилось унижать людей! Но только тех, кто беззащитен перед вами, так, Долорес?! Студентов, детей, подчинённых! Они бывают злопамятны! – выкрикнула колдунья, крест-накрест бросая на Амбридж свистящие плети-заклятия.
Бешенная, необузданная ярость застилала глаза. Снова и снова стегая свою жертву невидимым хлыстом, Гермиона задыхалась от неотступного гнева. Она вся отдалась этой мести, этой ярости – исступлённой, неудержимой, как вырвавшаяся на свободу стихия.
Вся перемазанная брызгами крови она чувствовала солоноватый привкус на губах, и в эту минуту тот казался Гермионе приятным. Часто дыша, ведьма стиснула палочку и склонилась над жертвой, заглядывая в её глаза. Тяжёлая серебряная диадема съехала с головы и повисла сзади, запутавшись в волосах.
– Не то! Всё не то, профессор Амбридж! – Голос, казавшийся чужим, напоминал шипение. – Я уже пробовала на крысах это проклятье. Попробую теперь на вас.
Так странно. Беззвучно, из-за наложенного Заклятия немоты, будто в старом маггловском кино, стала извиваться у её ног эта женщина. Гермиона стояла и смотрела на неё. Ей не хотелось отводить палочку. Губы дрогнули, и на них появилась презрительная усмешка. Гермиона склонила голову набок, не отводя руки и лишь сильнее стискивая пальцами тёплое дерево – от чего только усиливался эффект ужасного проклятья.
– Почему мне не жаль вас, профессор Амбридж? – вслух спросила гриффиндорка, сжимая направленное на жертву оружие. – Что с вами? Вам плохо? – Гермиона прервала пытку и сделала шаг вперёд. Её жертва, исполосованная глубокими сечёными ранами, перепачканная кровью и пылью, тяжело дышала, готовая лишиться сознания. Жалкая. Совсем жалкая. И отвратительная. Гермиона тряхнула головой: оттягивавшая волосы серебряная диадема сорвалась на пол, гулко стукнувшись о вековые камни. Гриффиндорка даже не заметила этого. Она решительно подняла палочку и направила её на изуродованное тело Амбридж. –
–
Блеснула вспышка зелёного света, и тело Долорес Амбридж обмякло на полу. Гермиона испуганно обернулась.
В дверях подземной камеры стояла Нарцисса Малфой, в аккуратной приталенной мантии янтарного цвета, с элегантной причёской и волшебной палочкой в руке с безупречным маникюром. Спокойная, будто ничего не произошло.
– Я смотрю, ты продвинулась многим дальше, Кадмина.
– Д-добрый вечер.
Нарцисса улыбнулась, пряча волшебную палочку.
– Эта женщина не должна быть твоей первой жертвой, – сказала миссис Малфой, бросая презрительный взгляд на тело за спиной Гермионы. – Первая жертва – как первый поцелуй. Посмотри на неё. Она его не достойна! Свою первую жертву убийца запоминает надолго, Кадмина. А такие, как она, не заслуживают памяти.
– Но я думала…
– Нет, девочка, твои родители хотели, чтобы сегодня ты почувствовала силу и власть. Но твоя первая жертва – не это существо. Мы найдём более достойного.
– А кто был вашей первой жертвой, тётя? – внезапно спросила Гермиона. Она старалась не смотреть назад, на то, что осталось от Амбридж: гнев пропал без следа, и к горлу подступал тяжёлый и липкий ужас от содеянного злодеяния.