Ноги из глины

– Вне зависимости от, ах-ха, мотивов, господин Ваймс, у вас нет никаких доказательств. Только догадки, случайные совпадения и ваша собственная вера в то, что я как-то связан, ах-ха, с какими бы то ни было посягательствами на жизнь Витинари…

Старый вампир еще ниже опустил голову. Тени у него за спиной стали как будто длиннее.

– А вот големов вы зря втянули, – сказал Ваймс, глядя на эти тени. – Они же чувствовали, что творит их «король». Может быть, они тоже не от большого ума его слепили, но что им еще оставалось? Глина от их глины… У этих бедолаг не было ничего, кроме глины, а вы, подонки, отняли даже ее…

Дракон внезапно взвился и расправил кожистые крылья. Деревянная стрела стукнулась о балку где-то под потолком; Ваймс упал, пригвожденный к полу.

– Ты правда думал, что сможешь меня арестовать? Угрожая этой щепкой? – спросил Дракон, стиснув его горло.

– Нет, – прохрипел Ваймс. – Я нашел более… поэтичный… способ. Мне просто… надо было… потянуть время. Чувствуешь… слабость? Я тебе, можно сказать… отплатил… той же монетой. – Он усмехнулся.

Вампир посмотрел на него в недоумении, а потом повернулся и уставился на свечи.

– Ты… чем-то отравил свечи? Серьезно?

– Мы знали… что чеснок… ты учуешь… но наш алхимик рассудил… что если пропитать… фитили… святой водой… вода испарится… а святость останется.

Хватка разжалась. Дракон, Король Гербов, сел на корточки. Лицо у него вытянулось, и в его чертах появилось что-то лисье.

Потом он покачал головой.

– Нет, – сказал он и тоже усмехнулся. – Нет, это просто слова. Готов поспорить, ничего бы не вышло…

– На что поспорить? На свою… нежизнь? – выдавил Ваймс, потирая шею. – Такая кончина получше… чем у Мастерса, правда?

– Пытаешься хитростью выманить у меня признание?

– О, признание я уже получил, – сказал Ваймс. – Когда ты сразу посмотрел на свечи.

– Да что ты говоришь? Ах-ха. Но разве кто-то еще меня видел?

В темноте что-то заворочалось, как отдаленные раскаты грома.

– Я Видел, – сказал Дорфл.

Вампир перевел взгляд с голема на Ваймса.

– Ты что, дал ему голос? – спросил он.

– Да, – сказал Дорфл. Он нагнулся и одной рукой поднял вампира. – Я Мог Бы Тебя Убить, – сказал он. – Как Индивидуум, Наделенный Свободой Воли, Я Мог Бы Сделать Такой Выбор, Но Не Буду, Потому Что Он Противоречит Моей Этике.

– О боги, – чуть слышно пробормотал Ваймс.

– Это же святотатство, – возмутился вампир.

Глаза у Ваймса сверкнули, как два солнечных луча, и Дракон ахнул.

– Если кто-то всю жизнь молчал и вдруг заговорил, это всегда так и называют. Уведи его во дворец, Дорфл. Пусть его бросят в темницу.

– Я Мог Бы Не Обращать Внимания На Этот Приказ, Но Я Его Исполню Из Уважения И Из Чувства Долга Перед Обществом…

– Да, да, конечно, – поспешно согласился Ваймс.

Дракон вонзил в голема когти. С тем же успехом он мог царапать скалу.

– Живым Или Немертвым, Ты Пойдешь Со Мной, – сказал Дорфл.

– Нет, ну это уже чересчур! Ты что, принял этого истукана в Стражу? – крикнул вампир, пытаясь вырваться из хватки Дорфла, который понес его к выходу.

– Нет, но идея богатая. Подумаю над этим, – ответил Ваймс.

Он остался один в густом бархатном полумраке Королевской геральдической палаты.

«А Витинари его отпустит, – подумал он. – Потому что так устроена политика. Потому что он часть этого города. И к тому же у меня правда нет доказательств. Самого себя мне удалось убедить, но…

Но я-то буду знать правду.

За ним, конечно, будут присматривать, и однажды, когда Витинари решит, что время пришло, к нему отправят первоклассного убийцу с осиновым кинжалом, вымазанным в чесноке, и вот так, под покровом ночи, все закончится.

Политика в Анк-Морпорке – это игра в шахматы. Кого волнует какая-то пара пешек?

Но я буду знать правду. И буду единственным, кто ее знает».

Он машинально похлопал по карманам в поисках сигары.

Убить вампира нелегко. Можно пронзить его колом и обратить в прах, а десять лет спустя кто-нибудь прольет в неудачном месте каплю крови, и угадайте, кто вернулся? Они, даром что нежить, были живучими, как сорняки.

Ваймс знал, что это опасные мысли. Из тех, кто закрадываются в голову стражнику, когда погоня позади и преступление, тяжело дыша, оказывается лицом к лицу с наказанием. И в этот самый момент тот, кто слишком часто смотрел на неприглядную изнанку мира, может превратиться из стражника в обычного человека и осознать, что щелчок арбалета или взмах меча – отличный способ очистить этот самый мир.

Так вот, так думать нельзя. Даже про вампиров. Пусть даже они преспокойно лишают людей жизни, потому что жизнь таких жалких существ ничего не значит, – а у них не отнимешь ничего взамен.

Так думать нельзя, потому что, когда тебе дают меч и значок, ты превращаешься в того, кому надо гнать от себя такие мысли.

Только преступления совершаются под покровом ночи. Наказание вершится на свету. В этом и состоит работа стражника, как говорил Моркоу. Зажечь свечу во тьме.

Он нашел сигару. Теперь руки потянулись за спичками.

Вдоль стен высились стопки книг. В пламени свечей сверкало золотое тиснение и тускло блестела кожа.