Ноги

За время, проведенное в «Барселоне», он расковался и приобрел ничем непоколебимую уверенность в себе. Его спокойствие было не нарушить ни неистовым вытьем враждебных болельщиков, посылавших ему в спину проклятия, ни жужжанием круживших подле репортеров, норовивших уличить его в какой-нибудь обыкновенной человеческой слабости, ни трескучими статьями в AS и Sky Sport, в которых всерьез обсуждался его неминуемый в скором времени переход в мадридский «Реал» или в «Тоттенхэм» Коплевича. Неизменно спокойный, с отрешенно-непроницаемым выражением лица, он делал голы, приходил на пресс-конференции, отвечал на вопросы и даже впускал особо любопытных папарацци в свою приватную жизнь. Телезрители всего мира могли увидеть дорогие, но совершенно Шувалову ненужные вещи: его семикомнатную квартиру в центре города, а в ней изогнутые стулья и журнальные столики черного дерева от ведущих дизайнеров мебели, гараж с «порше» и «мазератти», «ламборджини-дьябло» и BMW пятой серии, костюмы от Дольче и мокасины от Гуччи, рубашки от Прада и джинсы от Хельмута Ланга, бриллиантовый напульсник, который был сделан для него фирмой «Найк» как для лучшего игрока «планеты Найк», а еще фотографии с Линдой, Наоми, Клаудией… Одним словом, все видели звездную пыль — удушливую и неизбежную. Он и сам не заметил, как его лицо превратилось в товарную марку, в знак, в «лицо» многих известнейших брендов. Хмурая, как будто спросонья, физиономия Шувалова скоро сделалась личиной «настоящего мужчины» — ленивого, пресыщенного, утомленного победами обладателя сверхмощных спортивных машин и длинноногих красавиц, этакого бесстрастного самурая с непременным благоуханием «Baldessarini» от «Хьюго Босс». Он превратился в персонажа девичьих грез и одновременно пробуждал в мужчинах, а еще больше в подростках неотвязное, как подкожный зуд, чувство собственной неполноценности и стремление соответствовать идеалу успеха — то есть ему, Шувалову. Таким образом, его лицо неожиданно стало отдельной от него самого реальностью и начало вести свою собственную, совершенно самостоятельную, независимую жизнь — в рекламных роликах и на рекламных щитах и плакатах. «По праву сильного», «Нереальное реально», «Просто сделай это — возьми свое», «Несомненное превосходство» — гласили рекламные слоганы. Мужская косметика «Нивея», итальянский парфюм, английская туалетная вода, автомобиль «порше-бокстер», сверхтонкие мобильные телефоны и бритвенные станки «Жилетт», хронометры «Вашерон Константин» и миллионы декалитров кока-колы — все это подавалось вместе с его лицом.

Вряд ли Шувалов согласился бы сам на все эти унизительные процедуры, на позирование перед камерой, но он был связан контрактом с клубом, который, в свою очередь, имел строго установленные обязательства перед могущественными спонсорами — предоставлять по первому же требованию своих ведущих игроков в качестве рекламных зазывал. А потом появились вокруг Семена какие-то люди, сплошь пронырливые хлыщи с тошнотворно гладкими лицами; продюсеры, агенты, пресс-секретари, антрепренеры присосались к нему, как клещи, и начали таскать на бесконечные приемы и party, где было полно напомаженных и усыпанных блестками мужчин и белозубых красавиц, одержимых идиотской идеей привлечь внимание мировой общественности к проблемам детей голодающей Африки. Под скрипки Сен-Санса и электронные аккорды Петигана на гигантском экране показывали несчастных пузатых скелетиков, а в зале, освещаемом мощными лучами прожекторов, начиналась настоящая вакханалия: вислозадые мужики с подведенными глазами, очкастые тощие субъекты и долговязые девицы устремлялись друг к другу и принимались лобызаться, обниматься, обмениваться восторгами и комплиментами. Какая-нибудь безвозрастная модель с накачанными силиконом губами и бриллиантами от «Шапард», поднявшись на сцену, очень долго рассказывала о чувстве неподдельного сострадания, об огромной ответственности, которая лежит на всех знаменитых и богатых людях, и о том, что все средства, полученные от сегодняшнего дефиле, пойдут на защиту детей всего мира от СПИДа, войны, голода и разрухи.

Все это заслоняло от Шувалова дело, игру, ему хотелось послать всю эту тусовку подальше. Но он молчал. Его спокойствие не нарушалось ничем, разве что случился потешный и внешне совершенно безобидный инцидент в домашнем матче с неуступчивой и стойкой, превосходно вышколенной «Валенсией». В перерыве между таймами он уходил под трибуны под приветственные выкрики самых нижних ярусов, обитатели которых все больше сатанели по мере его приближения. И тут на него откуда ни возьмись набросился полуголый сумасшедший — синюшный тощий торс, расписанная жирным черным маркером грудь, гранатово-синий шутовской колпак с бубенцами…