Ноги

— Твою мать, говно сраное, — заверещал полоумный, кидаясь к Шувалову. — Шлюхи кусок. Мы думали, что это великий Шувалов, Каталонский Танцор, Дьявол с Востока, а это просто продажный кусок дерьма. — Он выстреливал слова нескончаемой пулеметной очередью. — Безвольная кукла. — Он швырнул Семену в лицо белый флаг с символикой мадридского «Реала» — главного и заклятого врага шуваловского клуба. — Вот твой цвет, белый, цвет сливок и вонючей дрочни — прикройся лучше им, не марай благородных гранатово-синих цветов. Они уже ждут тебя, роботы футбольной индустрии, твои новые бойфренды, твои новые члены в дырку твоей исполнительной задницы. Поиграй лучше в их искусственных фильмах триумфа, ведь на деле ты давно занимаешься этим — играешь в их искусственных фильмах, а не в настоящую чумовую игру! — Псих выхватил из-за пояса черный, глянцевито блестящий баллон.

Семен инстинктивно закрылся руками, но сумасшедший, изловчившись, покрыл всю его макушку хлопьями пены — обыкновенной пены для бритья.

— Посмотри, ты весь в пене! — Сумасшедший затрясся от восторга. — Ты весь в их продажной пене, в липкой сливочной дрочне. Твой гладкий мозг потек, твоя безотказная программа дала сбой, и вся твоя гнусность полезла наружу. Вот то белое дерьмо искусственных голов и результатов, вот то лживое дерьмо вашего искусственного превосходства, которым вы наводнили весь мир.

Шувалов глядел на него потерянно, отупело, не зная, ударить или нет.

К нападавшему устремились охранники.

— Зачем ты убил игру вместе с ними? — продолжал верещать псих. — Зачем ты вращаешься в этой машине контроля? Зачем ты, дерьмо, соглашаешься быть искусственным богом? Тебе нравится это, да? Тебе нравится то, что никто тебе не сопротивляется? Отвечай, мать твою!..

Тут на психа навалились, заломив ему руки, завернув их до хруста. Но сумасшедший не унялся и продолжал сверлить Шувалова ненавидящим взглядом.

— Давай-давай, — орал он, — продолжай убивать игру, шлюхино отродье. Пользуйся теми возможностями, которые они тебе дают. Пусть тебя полюбят миллионы, но и с этой любовью ты будешь всего лишь синтетическим дерьмом, как и вся твоя игра. Обожрись своей фальшивой славой, заранее отснятой славой и победами, обожрись искусственным футболом — до рвоты.

Сумасшедшего уволокли с поля. Шувалову не оставалось ничего другого, кроме как вытереть голову ненавистным полотнищем — нужно было избавиться от липучих хлопьев. (Наутро его фотография с мадридским флагом обошла все газеты, а кадры этого эпизода — все выпуски новостей.) Он бросил перепачканный флаг служителю — тем не терпящим промедления жестом, каким он бросал и обычные полотенца, точно зная, что все эти тряпки будут тут же служителями подхвачены, затем нырнул под трибуны, прошел опустевшим коридором и ввалился в раздевалку под поощрительные аплодисменты других игроков: «Эй, Семен, хорошая игра. Сегодня тебя просто невозможно остановить», «Хороший финт, Семен, как ты его делаешь? Айяла был похож на клоуна».

Шуваловский финт был и в самом деле восхитителен, Семен отточил его до немыслимого совершенства и пускал в ход всякий раз, когда не мог изобрести другого решения. На полном ходу, имея перед собой полметра свободного пространства непосредственно перед защитником, он делал множество мгновенных переступов. И в ничтожную долю секунды неожиданно скрещивал ноги, обманно выбрасывая одну вперед, а другой толкая спрятанный мяч в противоход сбитому с толку противнику.

Прием этот не был, разумеется, уникален, неповторим, но был технически настолько сложен, что им пользовались только считанные игроки — Роналдинью, Зидан, Роналду и сам Шувалов. И такое было в шуваловском исполнении изящество, что сердца девяноста тысяч фанатов на миг останавливались. Семен неизменно добавлял к своему приему какой-нибудь особенный выверт — не из щегольства, не из артистического пижонства, а из необходимости, ибо только в том случае возникает истинная футбольная красота. И чем ближе находился противник, чем вернее он перекрывал Шувалову дорогу, тем изощренней и витиеватей становился финт. Вот и сегодня центральному защитнику «валенсийцев» Айяле — одному из самых жестких и безошибочно точных центрдефов в мире — все никак не удавалось найти по-настоящему надежного противоядия. Всякий раз, пласируясь перед Шуваловым, он неизбежно застывал в полупозиции, пойманный на резком сбое ритма и мгновенной перемене направления движения.

Сняв с себя футболку и отирая пот полотенцем, Шувалов все думал о том психе. Не то чтобы ему было впервой переживать подобные нападения — сумасшедшие фаны и раньше пробивались к нему на поле сквозь тройной кордон охранников. Свои стремились обняться, чужие извергали потоки брани. Шувалов быстро забывал об инцидентах. Но сейчас слова этого каталонского шута отчего-то неприятно саднили, порождая тревожное смутное чувство.