Ноготки

– Антон! – мне кажется, что он сходит с ума. Его руки сжимают виски, лицо искажено. По щекам стекают крупные прозрачные капли. Слезы или дождь? Это слезы или дождь!? – колоколом бьется в моей голове. Какой глупый, неуместный вопрос. Наверно это я схожу с ума. Никогда! Никогда я не видела мужа таким.

Звук остановившейся машины и чьи-то торопливые вопросы. Я отвечаю. Потом, все как в тумане.

2

– Встать, суд идет, – строгая судья в черной мантии проходит за стол и кладет на него папку.

– Оглашается приговор по делу….

Мне кажется, или все это происходит не со мной? Нет. Вон адвокат, худощавый молодой человек в очках. Рядом муж, с потерянным, осунувшимся лицом. «Господи, – думаю я. – Как он похудел». Мы смотрим друг другу в глаза, и оба понимаем, что теперь нас связывают невидимые цепи вины. Антон не выдерживает, опускает взгляд. Внутри что-то, будто, кольнуло. Но мои ощущения прерывают слова:

– Руководствуясь статьей двести шестьдесят четыре УК РФ, признать, Беллу Аркадьевну Серебрянскую, виновной в совершении преступления предусмотренного частью первой настоящей статьи, повлекшее по неосторожности смерть человека и совершенное лицом, находящимся в состоянии опьянения и назначить ей наказание в виде лишения свободы сроком на пять лет.

Муж поднимает взгляд. В глазах растерянность и недоумение. Только мы двое знаем, кто должен сейчас сидеть на скамье подсудимых, за железной решеткой, охраняемый конвоем, будто какая-то матерая преступница. Я знаю, адвокат старался, но я полностью признала вину. Только лишь сейчас на меня вдруг нахлынула вся страшная правда и осознание того, что я так долго не увижу свою девочку. Слезы сами собой покатились из глаз, и я автоматически вытираю их, размазывая соленую влагу по щекам.

Судья продолжает:

– Учитывая то, что подсудимая полностью признала вину, содействовала следствию и, принимая во внимание наличие у нее малолетнего ребенка, назначить наказание в виде принудительных работ в колонии поселений. Срок наказания оставить неизменным.

***

Последний вечер проведенный дома я не отходила от Киры. Антон, с несчастным лицом, тихонько заглядывал в детскую. «Чего он ждет от меня?» – накатила непонятно откуда взявшаяся злость на мужа.

Дочка уже давно спала, а я все смотрела и смотрела на ее нежное прекрасное личико не в силах встать и уйти.

– Утром приедет Снежанка, – сообщила я мужу. – Не хочу, что бы Кира увидела, как я уезжаю. Не хочу видеть ее слезы. Я просто не выдержу…

Циферблат на часах показывал уже два ночи.

– Белка, надо поспать.

– В поезде высплюсь. Ехать почти трое суток.

Он тяжело вздохнул, дотронулся до моей руки, провел по коже горячей ладонью.

– Я тоже убила ее, – говорю я и чувствую, как дрогнула рука на моем плече.

– Это была случайность, – почти шепчет он.

– Обещай, что позаботишься о Кире, – в тоне моего голоса не просьба, а требование.

– Обещаю.

– Обещай привозить ее ко мне. Хоть иногда.

– Обещаю.

Кажется, слова исчерпаны, и я закрываю усталые веки.

– Зачем ты сделала это?

Зачем – это вопрос, на который он хорошо знает ответ. Затем, что я одна, с ребенком, ни за что не потяну ипотеку и два кредита. И сидящий в тюрьме муж не заработает нам на жизнь и не закроет долги. Нет, мне не жалко ни денег, ни нажитого добра, и я бы все отдала за то, чтобы вернуть назад тот вечер. Но чудес не бывает, и лишь мы сами можем хоть как-то повлиять на судьбу.

Поэтому я просто молчу, притворяясь уснувшей. Он наклоняется надо мной и долго смотрит, прислушиваясь к моему дыханию. Под веками щиплет. Хорошо, что темно и он не увидит предательской слезы, расплывшейся крохотным, невидимым пятнышком на подушке.

***

– Лето, нынче у нас выдалось, ох и жарким! – одна из моих попутчиц, круглолицая, говорливая тетка лет пятидесяти с хвостиком, уже битый час рассказывала о своей деревенской жизни и работе. Еще одна соседка, дама, с удивительно неприятным, всегда недовольным выражением лица, поджав губы, отмалчивалась, лишь изредка прикрикивая на малолетнего внука, любопытного и подвижного мальчишку возраста моей дочери. Двое молодых людей, устроившихся на боковых местах, были заняты своими телефонами. Мне, в отличие от остальных, занимавших наше плацкартное купе, был интересно.

– Дарья Петровна, у вас просто талант. Вы книжки писать не пробовали?

– Да, какие книжки? Ей богу, Беллочка, – она нисколько не смутилась. – Так на хозяйстве напашешься, что и пальцем больше пошевелить не хочется. Кстати, – женщина наклонилась вперед, оперевшись своей пышной грудью о столик, – ты к нам приезжай. У нас, знаешь, какие места? Закачаешься! А что? – отреагировала она на хмыканье соседки. – Между прочим, к нам художники постоянно приезжают, картины рисуют.

– Но, я же не художница, – улыбаясь, возражаю я доброй и словоохотливой тетке.

– Какая разница, – машет она рукой, – художник, писатель, музыкант. Всем вдохновение нужно. А что лучше всего дает вдохновение? А? – Дарья Петровна вопросительно оглядывает присутствующих. – Правильно. Природа!