Ноготки

Последний месяц, Кира провела в Центре для несовершеннолетних преступников. Там она встретила и свое четырнадцатилетие. Видеться с ней разрешали только Матвею, ее адвокату. Но и ему она так и не призналась ни в чем, хотя, все улики против нее были неопровержимые. Дочь сильно похудела и осунулась и сейчас выглядела просто испуганным, несчастным ребенком, а не матерой преступницей, как пытались здесь показать обвинитель и потерпевшая.

– Яблоко от яблони недалеко падает, – чуть не кричит Выдра. – Мать убийца и дочь туда же. Я столько в нее вложила, а эта неблагодарная дрянь так мне отплатила! Убила моего ребенка! И я никогда не смогу больше иметь детей!

Все как будто в тумане: тягучем и нереальном. Такого, на самом деле, быть не должно. Но нет, это не сон. Теперь мне дают слово. Правильно, ведь я мать и свидетель защиты. Встаю и начинаю говорить. О том, как когда-то взяла на себя чужое преступление, как чуть не потеряла свою дочь, потому, что мой бывший муж решил забыть обо мне и женился на другой. Как они, эти двое, лишили общения меня с Кирой, как настраивали девочку против меня.

Антон здесь. Сидит, не поднимая головы и молчит. Ему тоже нужно будет что-то говорить, и я ему не завидую.

Судья смотрит сочувственно. Кажется, она все понимает, и я молюсь про себя, чтобы наказание Кире было как можно менее суровым. И пусть хоть кто-то осудит меня!

Обвинение берет последнее слово:

– Серебрянскую Киру Антоновну предлагаю признать виновной в совершении преступления, предусмотренного, – помощник прокурора, не отрывая взгляда от своих записей, монотонно перечисляет все нужные статьи и пункты уголовного кодекса. – И назначить ей наказание с учётом отягчающего и смягчающего обстоятельств в виде двух лет лишения свободы в исправительной колонии для несовершеннолетних.

Внутри меня все обрывается. Два года!? Умоляюще смотрю на Матвея, только от него сейчас зависит судьба моей дочери, а значит и моя судьба.

– Два года слишком мало за смерть моего ребенка! – с места кричит Выдра. – Таких, нужно изолировать от общества. Эта ненормальная сделала меня инвалидом. Она еще кого-нибудь отравит или зарежет!

– Разве не вы, потерпевшая, последние пять лет воспитывали девочку? – судья не выдерживает и прекращает эту тираду. А я вижу, как по щекам Киры текут слезы. Тяжело и больно, когда тебя предают самые близкие люди.

– Я хотела жить с вами! – глотая слезы, неожиданно громко отвечает дочка Выдре. – С тобой и с папой. И этого малыша я тоже хотела! А потом вернулась она.

– Кира, – шепчу я тихо, боясь услышать то, что сейчас произнесут ее губы. – Не надо.

– Она… она…, – зажимаю уши руками, чтобы не слышать, но ее голос проникает сквозь ладони, заставляя сжиматься сердце. – Я застала их с папой. Они… Занимались этим! Прямо на кухонном столе! Белла, – называет она меня по имени, будто я ей не мать, а чужачка, – разрушила бы все. Все! И я хотела, чтобы она исчезла из нашей жизни.

– Это правда!? – Выдра таращится на Антона. – Ты! Вы!? – ее вульгарно накрашенный рот, в немом гневе открыт, не в силах описать свои эмоции. Похоже, эта женщина слышит только то, что хочет слышать. Но я смотрю лишь на Киру, и мир мой рушится от ее слов:

– Я не хотела причинять вред Снежане! Я не думала! Я не знала, что она выпьет из этой кружки!

Убийственное признание грохочет в моей голове. И свет меркнет.

Резкий запах приводит меня в сознание. Открываю глаза и вижу лицо незнакомой женщины.

– Очнулась, – говорит она кому-то, потом спрашивает: – Как вас зовут?

Называю свое имя. Она удовлетворенно кивает головой и отходит.

– Ты меня напугала, – в поле зрения появляется озабоченное лицо Матвея.

– Почему мы одни? – я обвожу взглядом комнату заседания. – Где все? Что с Кирой?

– В свете новых обстоятельств, заседание перенесено, – отвечает он сразу на все вопросы.

И я все вспоминаю, но принять страшную правду мое сердце не в силах.

– Матвей, она хотела моей смерти?

– Послушай, Кира еще ребенок, несмышленый, – пытается он оправдать мою дочь.

Но слезы душат и опять застилают глаза. Как бы мне хотелось, чтобы это было именно так!

Шум открываемой двери отвлекает нас. Это Антон.

– Белла! – бывший падает передо мной на колени, хватает руку, преданно заглядывает в глаза. – С тобой все хорошо?

– Откуда вдруг такая забота? – устало говорю я ему и отнимаю руку.

– Зачем ты так!? Мы ведь не чужие, – в его голосе обида. Но я не верю в такие спектакли.

– Вот ты где? – визгливый голос Выдры прерывает выяснение степени нашего с ним родства. – Антон! Я ухожу!

– Что так? – смотрю на топчущуюся в дверях жену моего бывшего мужа. – Заходи. Поговорим.

– Нам не о чем разговаривать! – Выдра демонстративно задирает нос, отчего становится еще больше похожей на того самого зверька.

– А ты права, – говорю я ей. – Не о чем. Хочу лишь напомнить один наш давнишний разговор. Помнишь, я сказала тебе, что на чужом несчастье, свое счастье не построишь?

В ее глазах мелькает тень страха. Лишь тень. Она быстро закрывает за собой дверь, но я знаю, мои слова достали ее.