Ногти (сборник)

Как-то ей попалось на глаза дело об изнасиловании и убийстве, по которому проходил некий Попонов Анатолий Дмитриевич, сорока трех лет. Это был человек несчастливой судьбы, инвалид, бухгалтер. Анатолий Дмитриевич обладал удивительной особенностью всех раздражать, доводить до исступления одним своим присутствием. Попонова ненавидели без объективных причин. На работе лишали премий, придирались, грозили увольнением, в транспорте толкали, никогда не уступали места, невзирая на его ногу в раздутом ортопедическом ботинке, оскорбляли в очередях, а продавщицы даже специально прятали товар под прилавок, лишь бы не продавать Попонову. Вдобавок соседи по коммуналке решили Попонова извести.

Семейство Тупцовых: папа Виктор, мама Женя, теща Вероника Петровна, парализованный тесть Василий Леонтьевич и четверо детей — занимало три комнаты в квартире. В четвертой, на их взгляд лучшей, проживал незадачливый Попонов. Внешне сохраняя приличия, Тупцовы начали кампанию по отселению Попонова живым или мертвым.

— У меня уже все схвачено и в исполкоме, и в жэке, — говорил шепотом на семейном совете папа Виктор.

— Повод нужен, повод, — вздыхал парализованный Василий Леонтьевич.

— Хоть бы курил или выпивал, как нормальные люди, холера его возьми, — ругалась Вероника Петровна, — уцепиться не за что.

Мама Женя только молчаливо кивала, потому что была глуповата и привыкла полагаться на старших.

Тупцовы пытались инсценировать пожар, произошедший якобы по вине Попонова. Папа Виктор для достоверности даже поджег тестя, но потом, по общим просьбам, затушил. Мама Женя и Вероника Петровна выливали на пол по двадцать ведер воды, а когда прибегали нижние соседи, Вероника Петровна ехидно говорила: «Кланяйтесь Анатолию Дмитриевичу».

Чтобы отселить Попонова как алкоголика, папа Виктор пытался под видом дружбы споить его, правда, чуть сам не запил. Все ухищрения Тупцовых благополучно сходили Попонову с рук.

Наконец судьба подстерегла Попонова. Однажды он постучался к Тупцовым забрать долг в восемь рублей. Мама Женя в это время переодевалась, а присутствующая при этом Вероника Петровна сказала: «Войдите».

Попонов вошел, и мама Женя, по школьной привычке, закричала криком голой женщины. Точно молния сверкнула в мозгу Вероники Петровны. Такого случая могло больше не повториться. Она визгнула: «Насилуют!» — и полезла на подоконник.

Парализованный тесть в соседней комнате телепатически воспринял происходящее и хрипло заорал в пространство короткими гласными буквами, как будто ему в живот тыкали ножом. Попонов кинулся прочь, на лестничную клетку, за ним, улюлюкая, бежал папа Виктор.

«Уйдет!» — пронеслось в голове Вероники Петровны, и она решилась. Крикнув напоследок: «Насилуют!» — Вероника Петровна выбросилась из окна. Ненависть к Попонову была в ней сильнее жизни. В полете она успела подумать: «Витька, конечно, сволочь, но лишь бы Женечке с детишками просторно было…», — и треснулась об землю. Она падала с пятого этажа и умерла не сразу.

К ней подбежал участковый, который тоже не любил Попонова, и спросил: «Попонов?» — имея в виду, кто виноват. Вероника Петровна согласно кивнула и умерла.

Разумеется, непредвзятого наблюдателя смутило бы поведение папы Виктора, прыгавшего вокруг мертвого тела: «Вот так теща, ай да теща!»

Анатолия Дмитриевича Попонова арестовали. Расследование шло как по маслу. К показаниям Тупцовых сначала прислушивались, потом перестали.

Папа Виктор говорил агрессивные глупости и грозил в случае мягкого приговора самолично расправиться с Попоновым. Парализованный Василий Леонтьевич, чтобы не сказать лишнего, только плакал, тыча пальцем в Попонова. Мама Женя чуть не завалила все дело реальным пересказом, перепугалась и, чтобы ее больше не спрашивали, искусственно вызвала рвоту.

На Попонове поставили крест. Никто не сомневался в летальном исходе. Адвокат ему попался добрый, и поборолся бы он за Попонова, если бы судьей была не вонючая Баранцева.

Сам Попонов на вопросы отвечал тихо, заикаясь. Он производил такое неблагоприятное впечатление, что все отвернулись от него.

Попонову происходящее казалось кошмарным сном. В следственном изоляторе Попонов вел себя так странно, что его не трогали даже самые злые уголовники. В основном Попонов сидел в уголке и бормотал молитвы, придуманные в детстве.

За день до суда над Попоновым в следственный изолятор поместили таинственного старика. Одет он был как странник, с котомкой и клюкой.

Один уголовник попытался дернуть старика за окладистую бороду, тот только посмотрел — и рука у парня обвисла.

Старик подсел к Попонову и стал его обо всем расспрашивать, потом сказал:

— Завтра, перед тем как суд на совещание уйдет, шепни судье Баранцевой: «Хорошая ты женщина, только несчастная, я бы женился на тебе», — и завалился храпеть на нары.

Наутро был суд. Попонов сказал все, что посоветовал старик.

Приговор ошеломил своей мягкостью: шесть лет лишения свободы в колонии строгого режима.