Ноябрьский дождь

   Анна задумчиво покручивала вокруг пальца локон своих роскошных рыжих волос. Ее рабочий, как сама девушка любила говорить, наряд - брючный костюм с белоснежной блузкой - сейчас казался несколько официозным. Ведь они отдыхали. Причем несколько скользким образом: порошки, смешиваемые ее кавалером, являли собой разновидности легких наркотиков. Пусть и разрешенных, но все же не вызывающих желания пристраститься.

   К счастью, ей, трикстеру, не нужно было волноваться о физической деградации наркомана. В случае необходимости, организм любого из подобных Анне мог вполне безболезненно справиться с ядом чего-нибудь не особенно тяжелого. Однако она прекрасно помнила, что нет ничего ужаснее и страшнее, чем трикстер на героине. Поэтому меру знать не мешало.

   Перемешать сразу две синтетических порошка было любимейшей забавой Октавиана. Причем один предназначался вовсе не для нюхания, а для растворения и ввода внутривенно. Он словно обожал бросать вызов собственному телу и рассудку. Вот и сейчас ее любимый мужчина выстроил из смеси новую аккуратную дорожку прямо на столе. И, наклонившись, ловко вдохнул правой ноздрей половину. После чего распрямился и расслабленно откинулся на стуле.

   - Знаешь, - довольно щурясь, сказал Вендиго Анне. - Вот сейчас я бы должен начать задыхаться. А потом сердечко обязано остановиться. А вместо всего этого все вокруг становится сиреневым.

   - Везунчик, - улыбнулась она, глядя, как пару раз рефлекторно дернулась его рука. - Даже я бы забилась в конвульсиях.

   - А откуда тебе знать, - пронзительные синие глаза хитро сощурились. - Никогда ведь не пробовала.

   - Я знаю свои пределы, мой хороший, - она повела бровями. - Я не ты.

   - С-с-с-с-с.... - Октавиан шумно вдохнул разогретый клубный воздух, впуская его через уголок рта и не разжимая зубов. - Вот чего я не переношу, так это самоуничижения.

   - Ну, что поделать, - Анна склонила голову. - Мы оба знаем, что я...

   - Ты - это ты! - он авторитетно наставил на нее указательный палец. - Ты - венец долгих и кропотливых попыток человека вырасти над собой. Ты, солнышко мое, - прыжок гомо сапиенса выше головы. Это я уже молчу, какая ты красивая.

   - Ха, - снова улыбнулась девушка. - Спасибо.

   - Да не за что, - Октавиан потер переносицу. - Никогда не думай о себе пренебрежительно. Этого и хотят все окружающие тебя людишки. Они требуют, чтобы ты себя ограничивала, чтобы держала в рамках желания и чувства. Они хотят, чтобы все растворялись во всех.

   Мужчина внезапно перегнулся через стол, оказавшись совсем близко. Расширившиеся под воздействием наркотика зрачки уставились, казалось, прямо в душу. Анна, как бывало с ней почти всегда рядом с любимым, ощутила легкий укол напряженности.

   - Единственное, ради чего стоит существовать - воцарение себя самого, - произнес Октавиан. Губы его медленно разошлись в улыбке. Широкой и добродушной. Жуткой. - А если не веришь себе... Зачем тогда жить?

   Анна вдруг поняла, что уже не слышит легкомысленной музыки в зале. Незаметно глаза Вендиго заполнили собой весь мир. А голос его зазвучал из динамиков, исторгавших латинские ритмы. Никто вокруг не замечал, как все изменилось. Никого вокруг и не было. Был только он. Его голос. Его глаза. И ее неровно забившееся сердце.

   Вот прозвучали последние слова. И вдруг все кончилось. Синие океаны глаз пропали, до ее ушей донеслась музыка. Октавиан откинулся обратно на спинку стула.

   - Кажется, меня слегка повело, - усмехнулся он. - И все-таки попробуй. А?

   Он приглашающе повел рукой над оставшейся половинкой полоски.

   - А если меня это убьет? - тихо спросила Анна.

   - Не бойся, - сверкнули ласковым лучиком великие глаза. - Я с тобой.

   И, поверив, как всегда верила ему, девушка склонилась к наркотику.

   Город Меркури

   По окончании занятий они всегда шли на остановку вместе с Инори. И всегда доезжали до общежития вдвоем. Стоит отметить, что Учики неизменно радовала малое число людей в салоне в часы их возвращения. Хотя, конечно, перспектива оставаться с девушкой и вовсе наедине, без посторонних, юношу тоже неизменно угнетала. А потому Отоко никак не мог понять, что же дороже: застенчивость или нелюбовь к толпам?

   Сегодня, однако, они возвращались втроем.

   Когда Ватанабэ, услышав от Ахремова имя Китами, сорвался с места и бешеным носорогом унесся в неизвестность, преподаватель оперативно погнал их прочь, на занятия. Вся троица успела как раз к нежданно подкравшемуся концу обеденного перерыва. Дальше потекли скучнее часы и минуты учебы. Пару раз юноша ловил на себе сердитый взгляд Эрики, буравившей его спину своими синими пламенями, похожими на отсверки сварочного аппарата. Видимо, юная любительница бить всех подряд ногами осталась недовольна прерванным разговором. Но на переменах ни с ним, ни с Инори не заговаривала.