Нокаут по наследству

Андрей, бросив на меня многозначительный взгляд, вышел на кухню, оставив меня наедине с Кларой Николаевной. Она молча рассматривала то, что он нашел. Длинная коричневая юбка из замши. Такие всегда смотрятся дорого и стоят недешево. Темно-красная губная помада, которой изрядно попользовались. Тонкий шелковый халатик голубого цвета — невесомое облачко. В таких никогда не бывает жарко, ткань приятно холодит кожу. Итонский вязаный фиолетовый шарфик.

Андрей вернулся с кухни, мельком взглянул на меня и присел на подоконник.

— Что скажете, Клара Николаевна?

Она взяла в руки халат и, качая головой, провела пальцем по ткани.

— Этот халатик принадлежит Ларисе. И юбка тоже ее. Точно помню, что такая у нее была. Не спутаешь, вещь стильная, дорогая… А вот шарф и помаду впервые вижу. Цвет у помады уж слишком вызывающий, Лариса никогда таким не пользовалась. И никаких шарфов не носила, даже зимой. Терпеть их не могла. Говорила, что душат они ее.

— Значит, какие-то вещи принадлежат Ларисе, а какие-то вы видите впервые? — уточнила я.

— Да, — кивнула Клара Николаевна. — Она, видно, не все с собой забрала. Тащить-то тяжело. Или ей не нужны были эти вещи.

— И кому принадлежат помада и шарф, вы не знаете?

— Я не жила с ними, — внезапно обиделась соседка. — Не проводила у них все дни напролет. И если у вас сложилось впечатление, что после ухода Ларисы я только и делала, что сидела под дверью своей квартиры и подслушивала, то разочарую: я ни за кем не следила. Не знаю, что и откуда у него тут взялось. Он хорошо зарабатывал и долгое время жил один. Мог и закрутить с кем-то. Он не докладывал. Ученики к нему ходили табунами. Такие бабы из лифта выплывали, что сразу же возникал вопрос: неужели в таком количестве силикона может зародиться жизнь?

— Классно сказано, — восхитился Андрей. — Значит, с Мариной вы незнакомы.

Клара Николаевна вскинула брови.

— Да, я ее не знаю, — утвердительно кивнула она. — Должно быть, нечасто она у него бывала. Иначе я бы знала.

«Ну, вот, — отметила я. — А говорила, что за соседом не следит. Следила, еще как следила».

— А мне сам Борис Семенович про нее рассказал, — пояснил Андрей. — Мы же с ним общались, если помните. Просто эти вещи могут принадлежать сиделке. Надо бы как-то связаться с человеком, вернуть. Может, она и не знает, что Борис Семенович умер.

Клара Николаевна так и не смогла вспомнить никакую Марину. Потом вдруг опомнилась, сказала, что забыла про суп на плите и отойдет на некоторое время. Мы отпустили ее, уверив в том, что не пропадем в ее отсутствие.

Подумав, я решила осмотреть тюбик с помадой. Повертела его в руках, а потом сняла колпачок и втянула носом воздух.

— Это не принадлежит Ларисе, — решила я.

— С чего ты взяла? — заинтересовался Кузнецов.

Я сунула помаду ему под нос:

— Чувствуешь запах?

— Приятный, — согласился он.

— Если бы помада пролежала в квартире несколько лет, то имела бы запах прогорклого масла, — объяснила я. — Эта новенькая, пользовались ею активно. Следы остались на срезе. Брендовая, стоит дорого. Свеженькая, ей не больше полугода.

— «Свежесть бывает только одна — первая, она же и последняя», — зачем-то процитировал Кузнецов Булгакова.

После его слов я убрала шарф и помаду в сумку.

— Воруем. Но это неточно, — заявил Андрей.

— Понадобятся, — парировала я. — Об этих вещах их владелица давно забыла. Но если мы ее найдем, то сможем отдать ей их прямо в руки.

— Изымаем улики, — поправился Кузнецов. — Давай не будем терять отпущенное нам время. Где еще мы можем что-то обнаружить, как думаешь?

Он двинулся дальше. В рабочем кабинете Бориса Семеновича стоял все тот же тяжелый запах. Что же могло его издавать? И тут я поняла: книги. Так пахнут старые книги.

На проветривание не было времени.

Андрей осмотрелся и подошел к этажерке, стоявшей в углу. Она была старинной, имела четыре «этажа» и резные деревянные опоры. Андрей попробовал раскачать этажерку, но та даже не пошатнулась.

— Красота, — провел он рукой по резьбе. — Я такие деревянные раритеты только на старых фотографиях видел.

Я снова удивилась — странно было лицезреть подобное сооружение в квартире человека не семейного и не общительного. На такие раньше ставили всякие милые безделушки, искусственные букетики в фарфоровых вазочках, а на полки стелили собственноручно связанные крючком салфетки. Таким образом, чтобы свисали краешки. Было время, когда этажерки считались признаком мещанства, но чаще являлись демонстрацией крепкого благополучия семейной жизни. Мол, вот есть у нас этажерочка не для чего-то нужного, а для души. Уголок, приятный для созерцания. Не хуже других живем, короче.

А еще зачастую на какой-нибудь из полок лежал семейный альбом.

Именно его и взял в руки Андрей.

— Падай, — указал он в сторону дивана. — Давай посмотрим, что там.

Фотографий было очень много. Они располагались на страницах в несколько рядов. Снимки нанизывались один на другой, верхние перекрывали нижние — так часто выглядят наспех собранные гербарии.