Нокаут по наследству

Изображений молодого Бориса Игнатьева было предостаточно. Щекастый Боренька в чепчике, ужасно подстриженный Боря с букетом в руке на школьной линейке, веселый Борис на выпускном вечере с сигаретой в зубах, уверенный в себе Борис Семенович на какой-то конференции…

Игнатьев был интересным мужчиной, но, как верно заметила Клара Николаевна, каким-то бесцветным. Вот смотришь иногда на мужика и понимаешь: самец. Или храбрец. Или хулиган. Слабый. Хитрый. Или что там у него в сердцевине находится. У каждого свое, но оно есть. Не всегда то, что кажется, соответствует истине. Но именно на это, незримое, чаще всего и идут окружающие. Откликаются сначала душой, потом телом. Пусть даже они и не угадали. Разум и сердце ведут из-за этого вечные споры.

Я не понимала, каким человеком был Игнатьев. А по фото угадать было невозможно.

Андрей выудил из альбома фотографию.

— Смотри-ка, что нашел.

На снимке была запечатлена семейная идиллия: он, она и ребенок. Борис Семенович Игнатьев обнимал за плечи высокую молодую женщину с длинными рыжими волосами. Возле их ног сидел мальчик. За спиной темнел водный простор, а в кадр попал красно-желтый краешек пляжного зонта, под которым, видимо, кто-то пытался спастись от солнца.

— Переверни фотографию, — попросила я.

Андрей послушно показал оборотную сторону. Мы увидели надпись «Борис, Лариса, Вадик. Севастополь…». Цифры, обозначающие год, выцвели. Мы с трудом разобрали первые две — «19…».

— Вот, значит, как выглядела Лариса, — удовлетворенно заметил Андрей. — Красивую женщину себе отхватил дядя Боря.

— Да, смотрятся они здорово, — согласилась я. — Жаль, что только на фото они и остались вместе. Ты посмотри, какие счастливые.

Андрей приблизил фотографию к лицу.

— Насколько сильно цвета на фото отличаются от тех, которые в жизни?

— Здесь больше ретуши, чем искажения цветовой палитры, — заметила я. — Но это не сильно портит портрет.

— Иногда ретушь сильно искажает действительность, — заметил Андрей.

Я всмотрелась в изображение ребенка. Половину его лица закрывала длинная темная челка. Один глаз был прищурен, но улыбка сияла от уха до уха. Во рту предсказуемо недоставало пары зубов. Дети в этом возрасте поголовно теряют молочные зубы. Вадик не был исключением.

— Посмотри, нет ли там других фотографий Ларисы или ее сына, — попросила я. — Эта не слишком удачная. Тут солнце сбоку светит, и ретушь опять же.

Но больше подобных снимков мы не нашли. Скорее всего, они остались у Ларисы. Или Борис Семенович сам избавился от них.

— Как думаешь, можно оставить эту фотографию у себя? — спросил Андрей.

Я не стала делать из этого проблему.

— Думаю, можно, — поддержала я его. — Инесса все равно о ней не знает, а Клара Николаевна, полагаю, не будет против.

— Я не буду спрашивать у нее разрешения, — предупредил меня Андрей.

— Не спрашивай. Потом вернем на место. А зачем тебе это фото?

— На всякий случай.

— Стой, — остановила я его. — Что за случай? Не хочешь со мной поделиться?

— У меня и мысли не было что-то от тебя скрывать, — успокоил меня Андрей. — Просто хочу кое-что проверить.

— Что именно?

— Проверю и расскажу.

Глава 5

Клара Николаевна отсутствовала минут тридцать. За это время нам удалось более внимательно осмотреть квартиру Игнатьева. Но ничего интересного мы больше не нашли. Зато обнаружили штук десять записных книжек. Игнатьев, будучи крайне педантичным человеком, указывал не только имя владельца телефонного номера, но и его профессию. Беда была в том, что у него, о чем нас предупредила Клара Николаевна, был ужасный почерк. Разобрать кое-что мы кое-как смогли, но это ничего не дало. «Рустам слесарь», «Галя исп техн», «Ин-т связи», «Вокруг Вселенной», «Миша, Аня», «Группа № 11», а также «Глинтвейн», «Атлантида» и «Паноптикум» могли означать все, что угодно. Стало понятно, что если мы попытаемся набрать хотя бы половину этих номеров, то утонем в океане ненужной информации.

— У него было много знакомых, — заметила Клара Николаевна. — Правда, друзей среди них не нашлось.

Контактов Марины ни в одной из записных книжек не оказалось. Там вообще никаких Марин не обнаружилось.

Про мобильный телефон Игнатьева соседка ничего не знала.

— Может, и был, — пробормотала она, — но я его не видела.

— Вот невезуха, — произнес Андрей. — Может быть, мы плохо искали? Не подскажете, а есть ли в квартире какие-нибудь укромные места?

Но соседка Игнатьева впервые не пошла нам навстречу. Тут я ее полностью поддерживала — Андрей увлекся и перешел все границы.

— Знаете что, ребята? — нервно сказала она, убирая телефон обратно в коробочку. — Если и найду, то Инессе отдам, а вам — нет. Вещь слишком личная. Да и нет у меня никакого телефона.

— Но вы только что оставили нас одних в его квартире, разрешили, так сказать, учинить обыск без понятых, — напомнил ей Андрей. — Это вас не смутило?

— Если вы закончили, то попрошу на выход, — произнесла соседка и отступила в сторону, освобождая нам дорогу.