Ноктэ

– Если у тебя есть кто-то на примете, то передай им обязательно, – кричит мне вслед отец, пропуская мимо ушей мой пессимистичный укор.

Я глумливо усмехаюсь.

– У меня никого нет на примете, и тебе отлично это известно. – Я предпочитаю умалчивать об одном грустном факте по поводу моей социализации, а именно о ее отсутствии.

Так было всегда. Это постоянно настораживало маму и папу, но для меня и Финна не имело никакого значения. У нас всегда были только мы.

Финн скачет вниз по ступенькам, встряхивая своей мокрой шевелюрой и прерывая наш спор.

– Иногда я бываю на редкость зловонным, поэтому я принял самый освежающий душ, какой только можно себе представить, – произносит он, проносясь мимо нас. – Не благодарите.

– Осторожнее за рулем! – бессмысленно бросает отец нам вслед, будучи уже наполовину в доме.

На самом деле с тех пор, как погибла мама, среди сплющенного металла и горелой резины, он избегает даже взглядов в сторону машин, хотя он и понимает, что это жизненная необходимость.

Тем не менее он предпочитает этого не видеть.

Это нормально. У нас у всех есть маленькие фишки, с помощью которых мы обманываем наш разум, чтобы жизнь была чуть более удобоваримой.

Я бросаю свое тело на пассажирское сиденье машины, то самое, которое мы всегда делили с Финном.

– Как ты спал?

Потому что обычно он не спит.

Он страдает неизлечимой бессонницей. Его разум от природы гораздо более активен по ночам, чем у любого обычного человека. Ему так и не удалось справиться с этим недугом. А когда он все-таки засыпает, ему снятся очень реалистичные ночные кошмары, из-за чего он часто просыпается и в ужасе приползает в мою комнату.

Потому что я единственная, к кому он приходит, когда ему страшно.

Это еще одна наша особенность, которая делает нас близнецами. Хотя для сверстников, которые всегда издевались над нами, это был бы настоящий лакомый кусочек, им бы это точно понравилось. «Калла и Финн спят в одной постели, вот больные!» Им не понять, как нам удается обрести комфорт, только лишь находясь рядом друг с другом. И мне все равно, что они там о нас думают, по крайней мере теперь. Возможно, мы даже больше никогда не увидим никого из этих придурков.

– Погано. А ты?

– Тоже, – бормочу я в ответ.

И это правда. Я не страдаю бессонницей, но мне тоже снятся кошмары. Такие же реалистичные. В них моя мать истошно кричит, и осколки стекол разлетаются по сторонам, и ладонь отчаянно сжимает мобильный, даже когда тело перестает двигаться. В каждом из таких снов я слышу свой собственный голос, зовущий ее по имени, и каждый раз я не слышу ответа.

Можно сказать, все эти события здорово травмировали меня.

Финн и я погружаемся в молчание, поэтому я вжимаюсь лбом в оконное стекло и смотрю на то, как мы проносимся по улице, пока он сидит за рулем. Все эти пейзажи, которые я разглядываю, окружали меня с тех самых пор, как я родилась.

Несмотря на свой внутренний разлом, я понимаю, что наша гора прекрасна.

Все, что нас окружает, зеленое и пышущее жизнью: могучие сосновые деревья, огромные папоротники и бушующая зелень лесов. Изумрудные оттенки покрывают все, включая распростертые поляны, цветущие сады, вплоть до самых гор, когда они внезапно сменяются бурыми глинистыми оттенками.

Мне кажется, в этом есть некий символизм. Зеленый – жизнь, красный – опасность. Красный – это раскаленные камни, предупреждающая вспышка света, пролитая кровь. Зеленый же… Зеленый – это деревья, яблоки, клевер.

– Как будет «зеленый» по-латински? – спрашиваю я рассеянно.

– «Viridem», – отвечает он. – А что?

– Просто спросила, – я смотрю в зеркало заднего вида на наш дом, уносящийся вдаль.

Огромный, построенный в викторианском стиле, он гордо возвышается на вершине, на самом краю скал, прорываясь своими шпилями сквозь облака. Красивый, утонченный и в то же время готичный и мрачный. Все-таки он выполняет функцию бюро ритуальных услуг, расположившись в самом конце трассы на горе. Идеальная площадка для фильма ужасов.

И назывался бы он как-нибудь вроде «Последнее похоронное бюро слева»[4].

Отцу понадобится чудо, чтобы сдать там маленький гостевой домик, и я чувствую легкий укол вины. Возможно, он действительно нуждается в деньгах, а я так безжалостно требовала, чтобы он отдал помещение мне или Финну.

Я отвожу взгляд от дома, чтобы избавиться от этого гнетущего ощущения. С другой стороны я вижу океан. Стальной серый водный простор, волны терзают скалы, накатываясь на них вновь и вновь. Пелена тумана восходит из водной глади, создавая дымку вдоль берега. Это впечатляюще и в то же время жутко, пугающе и умиротворенно.

И вместе с тем это тюрьма, которая держит меня под покрывалом из низко нависших облаков.

– Ты никогда не думал о том, чтобы уехать отсюда? Я имею в виду, далеко и насовсем, – произношу я, хотя это больше похоже на мысли вслух.

Финн отвечает мне пристальным взглядом.

– Беркли[5] недостаточно далеко для тебя?

Я пожимаю плечами.