— Дай мне знать, что решат присяжные.
А затем уходит.
Я так ошеломлена его внезапным уходом, что мне требуется несколько минут, чтобы осознать, что
Он ушёл, забрав с собой номер телефона папы.
6
SEX
— Привет, братец. — Калла заходит в мою комнату неожиданно, без предупреждения, и я мгновенно закрываю дневник, пряча свои мысли за его коричневым кожаным переплётом. — Как дела?
Я улыбаюсь, проглатывая панику и тщательно маскируя её.
— Не очень. А у тебя?
— Да тоже не очень. Просто неспокойно как-то.
Она запрыгивает на мою кровать, садясь рядом со мной, и её пальцы тут же обводят буквы на обложке дневника. Она знает достаточно, чтобы не открывать его.
Я пожимаю плечами.
— Нам стоит чем-нибудь заняться.
Она кивает.
— Хорошо, только чем именно? Хочешь поехать на пляж Уоррентон?
— Конечно, — просто соглашаюсь я. Ведь иногда чем меньше говоришь, тем легче скрыть безумие.
Мы слезаем с кровати, и Калла поворачивается ко мне, хватая меня за локоть.
— Эй, Финн?
Я останавливаюсь, глядя на неё сверху вниз.
— Да?
— Ты… словно был не в себе всю эту неделю. Я думала, дополнительное посещение группы поможет тебе, но ты до сих пор кажешься странным. Если что-то будет не так, ты же скажешь мне, правда?
Я загоняю голоса подальше.
— Со мной всё в порядке, — вру я. Блаженная ложь, чтобы избавить её от беспокойства, пощадить мою гордость и избежать унизительной изоляции в обитой войлоком палате, там, где выбрасываются ключи и забываются сумасшедшие, которые давно уже превратились лишь в оболочки, напичканные лекарствами.
— Обещаешь? — колеблется Калла. Её рыжие волосы, словно пламя, выделяются на фоне моих белых штор. Она почти всегда верит мне на слово, но на сей раз её не провести. Она знает, что я лгу.
— Repromissionem[10], — заверяю её. Она закатывает глаза.
— Знаешь, иногда латынь только всё усложняет. Тебе понадобилось пять слогов, чтобы произнести то, что ты мог сказать в четыре.
Я улыбаюсь и пожимаю плечами.
— Это величественный язык. У него есть характер.
— Если под «величественным» ты подразумеваешь «мёртвый», то да.
Она смеётся, и я притворяюсь, что мне тоже весело, потому что, честно говоря, мы всё равно только оболочки, напичканные лекарствами или нет. Мы не те, какими были раньше. Лишь внешность осталась прежней.
Мы шумно спускаемся по скрипучим ступенькам нашего дома, препираясь между собой и изо всех сил стараясь казаться нормальными, потому что мама всегда говорила: «Притворяйся, пока это не станет реальностью». И мы отлично справляемся со своей ролью.
Когда мы сворачиваем за угол и проходим в огромное изысканное фойе, безмятежную атмосферу похоронного дома разрывает отчётливый рёв мотоцикла. Этот звук заставляет нас переглянуться.
К нам высоко в горы обычно не заявляются на мотоциклах скорбящие родственники усопших.
Папа проходит мимо нас, с любопытством поглядывая на Каллу.
— Спасибо, что пригласила желающего снять гостевой домик. Честно говоря, я не ожидал твоей помощи, учитывая, как сильно ты хотела его заполучить.
Калла останавливается, застыв на месте и глядя на папу.
— Он позвонил?
Её голос полон волнения, счастья и надежды. Я пристально смотрю на неё. Это ещё что за чёрт?
Папа кивает.
— Да, сегодня утром. Должно быть, это как раз он приехал, чтобы взглянуть на жильё.
Калла оборачивается и смотрит в окно, а я поглядываю через её плечо.
На круговой подъездной дорожке припаркован чёрный, агрессивный мотоцикл «Триумф», и перед ним стоит высокий темноволосый парень, снимающий с себя чёрный шлем.
Калла настолько поглощена созерцанием, что не осознает, насколько внимательно я наблюдаю за
На её губах появляется блаженная улыбка.
— Прошло несколько дней с тех пор, как я рассказала ему о домике. Я думала, он даже не заинтересовался.
Папа поднимает бровь.
— Он всё ещё может отказаться. Этот парень здесь лишь для того, чтобы взглянуть на наш домик. А теперь быстро рассказывай, как вы с ним познакомились.
Помедлив, Калла отвечает: