Он выдыхает, и я смеюсь, а затем убираю аптечку. А когда оборачиваюсь обратно, то вижу, как Деэр проводит пальцем по одной из дверец холодильной камеры из нержавеющей стали.
— Там есть… я имею в виду, здесь кто-нибудь есть? — В его голосе нет даже намёка на нервозность.
Я киваю.
— Да. Думаю, одно тело.
Деэр приподнимает бровь.
— И тебя в самом деле не беспокоит то, что тебе приходится спать с ними под одной крышей?
Я пожимаю плечами.
— Я никогда не знала ничего другого. Мой отец был владельцем похоронного бюро всю мою жизнь. В школе надо мной смеялись.
Не знаю, зачем я это сказала, и, по-видимому, Деэр тоже, поскольку сейчас он изучающе смотрит на меня.
— Зачем им это делать? Ты ведь не выбирала профессию своего отца.
— Я это понимаю. Кто знает, почему дети делают то, что делают? Они могут быть жестокими. Но я выжила. И Финн тоже. Они дразнили его за то, что он сумасшедший.
Глаза Деэра тёмные, когда он смотрит в мои глаза.
— Потому вы и были почти всем друг для друга, пока росли, — медленно говорит он. — Неудивительно, что вы близки.
Я киваю.
— Да. Так и есть.
— Так вот почему ты была расстроена в тот вечер на пляже. Потому что не хочешь разлучаться с Финном. — Голос Деэра такой спокойный, такой тихий и ровный. Я киваю, затянутая в водоворот этого комфорта.
— Да.
Он кивает.
— Я могу это понять. А что не так с твоим братом? Ты сказала, что он…
— Сумасшедший, — вставляю я. — Я не должна его так называть. Он не сумасшедший. У него просто проблемы с психикой. Хотя его пичкают лекарствами.
Я улавливаю зажатость в своём голосе и передёргиваюсь. Мой брат скорее
— Он безобиден, — добавляю я. — Поверь мне.
— Да, — отвечает Деэр, сверкая глазами. — В смысле, я тебе верю.
От его ответа моё сердце начинает биться чаще. Не знаю почему. Не то чтобы другие мне не верили. Папа, Финн. Мама раньше. Но слышать, что Деэр доверяет мне — это так интимно, ведь слова, которые слетают с его уст, предназначены только мне. Это не может не нравиться.
— Готов поесть? — удаётся мне спросить небрежно. Деэр кивает, и мы поднимаемся по лестнице в столовую. А когда он выдвигает для меня стул, я даже умудряюсь не упасть в обморок.
***
Воздух заполняют звуки разламывающихся крабьих ножек вместе с запахом рыбного мяса. От этого мой желудок урчит в своего рода реакции Павлова на топлёное масло. Напротив меня Деэр ест, как профи.
Он явно делал это раньше. Я наблюдаю, как он умело разламывает ножку, затем одним ловким движением выбирает оттуда мясо. Большинство людей совершенно всё портят.
— Так откуда ты, Деэр? — небрежно интересуется отец, откусывая печенье, однако его тон далеко не небрежен. Я это знаю, и Финн это знает, но, к счастью, Деэр не знает его достаточно хорошо, чтобы понять, что мой отец выуживает из него информацию.
— Моя семья живёт за пределами Кента, в английской сельской местности Сассекса, — так же легко отвечает Деэр. Возможно, я фантазирую, но его глаза кажутся настороженными.
— Да? — Мой отец приподнимает бровь. — Не может быть. Тогда ты далеко забрался от дома, молодой человек. Что привело тебя на тихоокеанский северо-запад?
Теперь, конечно же, я вся во внимании. Это замечательно, что мой отец задаёт ему эти вопросы, и мне самой не придётся об этом спрашивать. Ведь каждый мой вопрос пронумерован и очень ценен.
Деэр вежливо улыбается.
— Я здесь просто гощу. Америка — красивая страна, а особенно эти края. — Он умело обходит настоящий вопрос, что все мы прекрасно понимаем. Однако никак не можем вежливо попросить ответить конкретнее.
— Полагаю, ты привык к дождю, приехав из Сассекса. Моя жена выросла в Англии. Именно поэтому её никогда не беспокоили местные дожди.
Деэр кивает.
— Да, я к ним привык.
Мы замолкаем и продолжаем есть, и я практически вижу, как отцу хочется задать больше вопросов.
— Тебе же
Деэр улыбается.
— Мне ровно двадцать один.
Пока мы едим, я наблюдаю, как легко он расправляется с крабьими ножками и ест не запачкавшись. Он съедает четыре за то время, пока я съедаю две.
— Ты любишь лобстеров? — спрашиваю я через несколько минут. — Тебе, кажется, нравятся крабы.
Деэр улыбается ослепительно белоснежной улыбкой.
— Обожаю. Почти всех моллюсков, по правде говоря.
— Я тоже, — говорю я.
Мы продолжаем есть в окружении звуков разламывания, макания и жевания.
Наконец я бросаю взгляд на отца.
— С Финном всё в порядке?
Отец медленно кивает.
— Да. Я уверен.