Ноктэ

— Да. Мать Андромеды оскорбила Посейдона, и девушка была приговорена к смерти от морского чудовища, но Персей спас её и женился на ней.

Он кивает, довольный моим ответом.

— Да, и теперь они обитают на небе, чтобы напоминать юным влюблённым о ценностях вечной любви.

Я фыркаю.

— Ага. А потом о них сняли банальный фильм, в котором удалось исказить сразу несколько греческих мифов.

Губы Деэра подрагивают.

— Пожалуй. Или, быть может, мы просто не разглядели лежащую в основе идею о вечной любви. — У него забавное выражение лица, и я не могу понять, говорит ли он серьёзно или просто пытается иронизировать, потому что «тебе не понять всей иронии».

— Знаешь, это чушь, — говорю ему я, представляя, как бросаю воображаемые кости. — Я про вечную любовь. Ничто не вечно. Любовь увядает, или влечение, или, быть может, умирают сами люди. В любом случае, любовь в конце концов всегда умирает.

Кому, как не мне, об этом знать. Ведь я же Девушка из похоронного дома. Я вижу это каждый день.

Деэр недоверчиво смотрит на меня.

— Если ты действительно в это веришь, то веришь и в то, что смерть управляет нами, а может, и обстоятельства. Звучит удручающе, Калла. Мы сами хозяева своей жизни.

Кажется, Деэра по-настоящему волнует этот вопрос, и я смотрю на него, вдруг испугавшись разочаровать его, хоть и убеждена в своей правоте.

В конечном счёте, именно я всё время окружена смертью и печальными обстоятельствами. Именно я только что потеряла мать, хотя понимаю, что Земля продолжает вращаться, будто ничего не случилось.

— Я не очень-то верю, что смерть управляет нами, — осторожно поправляюсь я. — Но и ты не можешь отрицать, что в итоге она побеждает. Всё время. Потому что все мы умрём, Деэр. Так что победа за смертью, а не за любовью.

Он фыркает.

— Скажи это бессмертным Персею и Андромеде, поселившимся на небесах.

Я фыркаю в ответ.

— Они вымышленные.

Деэр пристально смотрит на меня, взглядом убеждая принять его точку зрения, и внезапно я с удивлением осознаю, что мы начали говорить о любви, а закончили о смерти. Если дать мне волю, все разговоры будут только на эту тему.

— Извини, — говорю я. — Похоже, рискованно жить там, где живу я. В моём доме всегда присутствует смерть.

— Смерть имеет огромное значение, — признаёт Деэр. — Но есть вещи и поважнее. Если же это не так, то мы впустую тратим время. В этом случае жизнь ничего не стоит. Рискни и прерви её. Ведь всё это значительное «кое-что» — ерунда, если в итоге оно может просто взять и исчезнуть.

Я пожимаю плечами и отвожу взгляд.

— Извини, просто я верю лишь в то, что происходит здесь и сейчас. Это единственное, о чём мы знаем и на что можем рассчитывать. А я не люблю думать о конце.

Деэр снова вглядывается в небо, но он по-прежнему задумчив.

— Сегодня ты кажешься довольно пессимистичной, Калла-Лилия.

Я с трудом сглатываю, понимая, что говорю, как мегера. Измученная, гадкая и озлобленная личность.

— Несколько недель назад погибла моя мама, — говорю я, и слова оставляют царапины на моём сердце. — И мне всё ещё тяжело об этом говорить.

Он замирает, а затем кивает, как будто теперь всё сказанное обретает смысл, и ему очень жаль, ведь в таких случаях полагается сочувствовать.

— О, понятно. Мне жаль. Я не хотел потревожить твою рану.

Я отрицательно мотаю головой и отвожу взгляд, поскольку глаза тут же наполняются слезами, и мне становится неловко. Боже, я когда-нибудь смогу думать об этом без слёз?

— Всё нормально. Ты же не знал, — отвечаю я. — И ты прав. Я, наверное, устала от того, что меня постоянно окружает смерть. Подозреваю, это и сделало меня мерзкой.

Деэр внимательно изучает меня, его глаза сверкают в свете костра, отражая фиолетовое пламя в этих чёрных бездонных глубинах.

— Ты не мерзкая, — произносит он своим ох настолько красивым голосом. — Нисколько.

Его слова заставляют меня потерять нить моих мыслей. И он смотрит на меня так… словно я прекрасна, и он хорошо меня знает. Только я всего лишь Калла, и всё совсем не так.

— Прости, я сегодня такая эмоциональная, — говорю ему. — Обычно я себя так не веду. Просто… столько всего происходит в последнее время.

— Понимаю, — спокойно отвечает он. — Могу ли я что-нибудь для тебя сделать?

Ты можешь снова назвать меня Каллой-Лилией. Ведь это звучит так интимно и знакомо, и заставляет меня чувствовать себя лучше.

Но я лишь качаю головой:

— Сожалею, но нет.

Он улыбается.

— Ладно. Могу я хотя бы проводить тебя до дома?

Моё сердце на секунду ёкает, но идея столкнуться прямо сейчас лицом к лицу с Финном не особо воодушевляет. Поэтому я отрицательно мотаю головой.

— Я пока не готова вернуться, — с сожалением говорю ему. И это чистая правда.

Он пожимает плечами.

— Хорошо, тогда я подожду.