Его лицо озаряется осознанием, когда крошечные шарики гравия и грязи начинают уходить из-под его ног. Он быстро отскакивает в мою сторону, бросаясь наземь прямо перед тем, как огромный кусок земли откалывается, падая более чем на тридцать метров вниз и исчезая в океане.
Деэр неподвижно лежит у моих ног, и моё сердце грохочет, когда я смотрю на него.
— Нельзя стоять так близко к краю, — запоздало произношу я, моё горло всё ещё горит и сжимается.
Он смотрит через плечо на выступ, а затем замечает небольшой жёлтый предупреждающий знак справа от нас. Этот знак должен быть больше и красного цвета, ярко-красного, достаточно ярким, чтобы его можно было заметить издалека.
Он смотрит на меня, а потом качает головой.
— Мне следовало знать.
Я киваю.
— Ты никак не мог этого знать. Выступ действительно тонкий и не выдерживает большого веса. Мне следовало сказать тебе, когда ты только приехал, но я не подумала об этом.
Потому что я не привыкла, что кто-то ещё, кроме моей семьи, проживает здесь.
Потому что он взволновал меня своей татуировкой «Живи свободно» и своими противоречиями.
Он улыбается слабой, но не искренней улыбкой. Она натянутая, фальшивая. Это его фирменная улыбка, которая означает, что у нас у всех есть фальшивые фирменные улыбки. Весь мир — сцена, и все мы на ней притворно улыбаемся.
— Ну, я бы сказал, ты компенсировала это, когда спасла мне жизнь.
Хотя, честно говоря, он не выглядит счастливым. Его глаза стали такими грустными, такими отчуждёнными и блестящими…
Мне хотелось задать ему этот вопрос. Меня так и подмывало, искушение было слишком велико. У него есть всё, чего желает большинство людей. Привлекательная внешность, остроумие, обаяние. Но он, кажется, не счастлив. Это из-за того, что теперь он сирота?
— Почему ты выглядишь таким печальным? — выпаливаю я, не в силах себя остановить.
Деэр изучающе смотрит на меня, обдумывая мои слова. Он приподнимает бровь.
— Это официальный вопрос?
Я молча киваю.
Деэр вздыхает, и звук этот теряется в пространстве, уплывая за край, а затем он смотрит на океан.
— Потому что я потерял всё.
Теперь я молчу, ибо тяжело переварить боль в его голосе, эмоции, которые он не может до конца скрыть. Деэр удивляет меня, добавляя ещё кое-что, кое-что настолько поразительно личное, что у меня перехватывает дыхание.
— И я не уверен, что смогу найти себя.
Он смотрит на меня глазами настолько чёрными, чернее чёрного, чернее ночи.
— Это намёк на то, что потерян
Он сухо кивает:
— Может, так и есть. — Его голос как острие скальпеля.
— И если я потерян, как я смогу найти кого-то ещё? — продолжает Деэр.
Он сбивает меня с толку своими туманными словами.
— Ты кого-то ищешь?
— А разве мы все не ищем? — Его взгляд пронзает меня, и у меня ноет сердце из-за выражения его лица — уязвимого и сломленного.
А затем это выражение резко исчезает, так же быстро, как и появилось. Он снова смотрит на меня, теперь его глаза ясные, отчуждённые, яркие. Он снова предстаёт дерзким и высокомерным и одаривает меня своей фирменной улыбкой.
— Прости. Это выглядело драматично. Спиши это на мой предсмертный опыт.
Я улыбаюсь в ответ, мрачно и спокойно.
— У меня тоже однажды был предсмертный опыт. На самом деле это был
Деэр пристально смотрит на меня.
— Как это было?
— Непримечательно, — признаюсь я.
— Ну, как-то очень скучно, — признаёт он. И от того, что он настолько пресыщен смертью, я смеюсь, а потом мы оба стоим на краю отвесной скалы, смеясь в лицо смерти.
Это кажется правильным.
Когда мы вновь замолкаем, он разглядывает меня.
— Почему ты сидишь здесь, на краю пустоты? — спрашивает он.
Я приподнимаю бровь.
— Это официальный вопрос?
Он смеётся и закатывает глаза.
— Боже, нет. Я просто подумал, что ты можешь ответить на него в качестве бонуса.
Я тоже закатываю глаза.
— Можешь не ждать. Говорить о себе — моя наименее любимая тема.
Он с минуту улыбается, ведь я бросила ему в лицо его же слова, но затем становится серьёзным, глядя глубоко в мои глаза, заглядывая в мою душу.
— Думаю, тебе бы понравилось, — спокойно говорит он. — Это такая интересная тема.
И этого достаточно, чтобы моё сердце громко забилось и затрепетало, а живот принялся переворачиваться снова, и снова, и снова. Есть в его голосе что-то такое возбуждающее, что-то настолько привлекающее и реальное.
— Рада, что ты так считаешь, — наконец отвечаю я, стараясь жить, и говорю это совершенно непринуждённо.
— Так и есть. Не то чтобы это что-то значило, — медленно кивает он.