Низ моего живота наполняется теплом, поскольку я решаю, что он имеет в виду себя. Но затем моя кровь леденеет от осознания. Если я и изменю чей-то мир, то это будет мир Финна, и я сомневаюсь, что у меня останется время изменить и мир Деэра. Я недостаточно талантлива, чтобы изменить миры обоих.
И это удручает меня. Я оборачиваюсь и смотрю на выцветший красный кирпич здания школы, на двери, через которые боялась проходить каждое утро в течение четырёх лет.
Я вздрагиваю, когда эти двери распахиваются, и из них выходит директор.
Он тоже вздрагивает, увидев меня.
— Мисс Прайс, — быстро говорит он и пересекает дорожку в направлении меня. Я не привыкла видеть его в повседневной одежде, поэтому его шорты и футболка-поло сбивают меня с толку.
— Здравствуйте, мистер Пейн. — Я осознаю всю иронию его фамилии[20].
— Как поживаешь? — интересуется он, его тон тёплый и, в то же время, нервный. Я понимаю. Никто не знает, что сказать человеку, который недавно потерял близкого. Это всегда непростая ситуация. — В последнее время я часто о тебе думаю, Калла. Моя жена несколько раз спрашивала, знаю ли я, как у тебя дела.
— Я в порядке, — вру я. — Мы держимся.
— А твой отец? — спрашивает он.
— У него всё хорошо, спасибо, — говорю ему. — Я передам отцу, что вы о нём спрашивали.
— Ну, у нас небольшой город, Калла. Все были сильно потрясены, узнав о вашей потере. Если тебе что-нибудь понадобится для колледжа или для чего-нибудь ещё, то просто дай мне знать.
Я киваю, и он спешит прочь к своей машине, словно за ним гонятся.
— Уф-ф, — качаю я головой. — Сейчас он предлагает помощь, но ни разу палец о палец не ударил, когда в первом классе Финна заталкивали в шкафчики члены футбольной команды. Или когда они оставили его без брюк в седьмом. Или всё остальное время. И даже сейчас он не может заставить себя спросить о нём. Все думают, что он сумасшедший и не стоит их времени. Меня тошнит от этого. Весь этот город мне противен.
Я разворачиваюсь к мотоциклу, но Деэр хватает меня за руку, вынуждая остановиться.
— Я понимаю твой гнев, Калла. Но сделай мне одолжение, ладно? Самое прекрасное в тебе — это твой дух. Он как капля свежего воздуха… для меня, и любого, кто его видит. Так что не позволяй ничему обезобразить тебя, хорошо?
Его слова настолько искренни, что я застываю на месте, и они заставляют меня кое-что осознать. Я не могу позволить им сделать меня такой же уродливой, как и они.
Я медленно киваю.
— Наверное, ты прав. Я не могу прокачать их мелкие умишки. Но и не могу позволить им повлиять на меня.
Деэр кивает.
— Именно. Хочешь убраться отсюда?
— Да, — отвечаю я незамедлительно.
Мы забираемся на мотоцикл и мчимся по дороге, и я изо всех сил стараюсь оставить свою горечь в школе, там, где ей и место.
Мы проезжаем прибрежной дорогой до Кэннон-Бич. Затем пешком спускаемся к скале Хейстак-Рок, где, прислонившись к камням, любуемся океаном. Нас завораживает, насколько он огромен по сравнению с нами.
На краю горизонта по воде скользит парусник, его белые паруса вздымаются к небу подобно облакам.
Мы наблюдаем за ним, пока он не исчезает из виду. Наконец Деэр поворачивается ко мне.
— После маминой смерти один человек дал мне прочитать стихотворение, и оно действительно помогло.
Я с сомнением смотрю на него.
— Стихотворение?
Он ухмыляется.
— Знаю. Но да, оно помогло. Стихотворение было о корабле и о том, как он не теряет своей ценности или полезности, или сущности просто потому, что уплывает за горизонт. Он по-прежнему большой и ценный, и он всё ещё существует, даже если мы его не видим. Так что, в каком-то смысле, смерть — это корабль, который уплывает ради другой цели.
Я смотрю на него, и между нами есть нечто большее, недосказанное, но всё же большее.
— Я читала его, — говорю я. Живя в похоронном доме, я прочла все стихи о смерти. — Хорошее стихотворение. Оно, вероятно, даже лучше той истории о стрекозе, которую рассказал мне Финн.
Деэр улыбается едва заметной улыбкой, но не просит рассказать историю, зато на обратном пути к мотоциклу он берёт меня за руку и не отпускает. Я не отстраняюсь и просто наслаждаюсь ощущением его длинных пальцев, переплетённых с моими.
Мы минут сорок едем обратно в Асторию, я чувствую вкус моря на губах и грудь Деэра под своими пальцами. Замечательная поездка, и мне грустно осознавать, что она подходит к концу, когда мы медленно проезжаем по улицам Астории.
И особенно мне становится невыносимо, когда мы медленно приближаемся к кладбищу Оушен-Вью.
Я отвожу взгляд от его кованых ворот и кирпичных колонн, от деревьев, плачущих вдоль тенистых дорожек внутри. Поскольку знаю, что в задней части аккуратно выстроившихся участков стоит огромный белый ангел, возвышающийся на белом мраморном камне. Там, внизу, покоится Лаура Прайс, навеки уснувшая, навсегда меня покинувшая.
Я зажмуриваюсь, и, должно быть, сильно стискиваю Деэра, потому что он оборачивается.
— Ты в порядке?
Я киваю за его спиной.
— Ага.
Деэр замечает кладбище, и я чувствую, как он немного напрягается.