Ноктюрн

Свобода! А-а-а-а-а-а!
Если на нее враг злобный посягнет,
жизнь свою отдам за нее.
Свобода! А-а-а-а-а-а!

Феррера так и подскочил от удивления. Винтовка выпала из рук.

— Хуанито! Его голос! Это мой сын!..

Он бросился бегом навстречу подводе.

— Хуанито! Здесь мы, республиканцы! — кричал он на бегу.

Обняв сына, Феррера крепко прижал его к груди.

— Ты жив, Хуанито! Сынок, ты все-таки жив!

— Не только жив и здоров, но привез кое-что вам. — Хуанито гордо указал на воз, где, спросонок ничего не понимая, копошился обманутый фалангист. — Я привез вам одного негодяя, сто винтовок и боеприпасы. Сбейте с бочки обручи, раздадим оружие и приготовимся к атаке. Нужно занять Чинчильскую крепость и горные проходы. Это мне поручили передать вам республиканцы Альбасете. Они тоже пойдут в атаку с наступлением сумерек. Сигнал — красная ракета.

Когда медный диск солнца показался над Альмансо, монастырь находился уже в руках республиканцев. В полдень вооруженные отряды защитников города направились к Чинчильской возвышенности. До высоты, где укрепились заговорщики, добрались в сумерках.

— Отдохни, отец! — предложил Хуанито. — Когда в воздух взлетит красная ракета, я тебя разбужу. Вот будет здорово! Им невдомек, что я для них привез столько свинцовых миндалин!

Дальняя дорога

Высоко над гребнями волн развевая пенистую косматую гриву, море ревело и бушевало, точно вырвавшийся из клетки лев. Упругий ветер гнул в дугу медно-красные стволы сосен. Налетая порывами, он сдувал с дюн легкий песок и уносил его белой поземкой, метался по улицам рыбацкого поселка, завивая жгутами прошлогоднюю солому, ломился в двери, хлопал ставнями. Третьи сутки чайки не вылетали в море, отсиживаясь под прикрытием дюн вблизи поселка на рыжеватом по-весеннему лугу, где в ложбинках местами еще белел последний снег. И рыбаки третий день не выходили в море, отдыхая у семейного очага, или, собравшись в кругу друзей в местном трактире, обсуждали свои дела. Чем же еще мог заняться человек, поневоле оторванный от работы!

В этот неуютный апрельский вечер недалеко от поселка, на дороге, соединяющей пустынное побережье с остальным миром, показались двое парней, одетых по-городскому, в беретах и с заплечными мешками. Борясь с порывами ветра, они энергично шагали вперед. Возле одной из лачуг парни остановились и изо всех сил стали стучать в дверь, словно боясь, что из-за рева моря и шума ветра их не услышат. Дверь отворилась, в ней показалась средних лет женщина с ребенком на руках и сердито спросила:

— Чего вы колотите?

— Господин Мартын Кадикис дома? — спросил тот, что постарше.

— Господ здесь нет, только рыбаки, — резко ответила женщина и уже приветливо добавила: — Входите! Разве в такую погоду рыбак выходит в море?

Впустив пришельцев в темные сени, она с силой хлопнула дверь.

— Проходите дальше. Он сидит там, в большой комнате.

«Большая комната» оказалась узким, темным помещением с закопченными стенами и потолком. За столом сидел седоватый мужчина в поношенной рабочей куртке, с обветренным, загоревшим на весеннем солнце лицом. Взглянув с недоумением на пришельцев, он вдруг поспешно встал и кинулся на шею старшему.

— Ян Олиньш! — радостно воскликнул он. — Каким ветром тебя занесло?

— Весенним ветром, — ответил тот, целуя заросшую щетиной щеку Мартына. Освободившись от объятий друга, Ян Олиньш повернулся к своему спутнику, который стоял рядом, комкая в руках синий берет. — Мартын, познакомься с моим другом! Эдгар Слейнис, студент университета, журналист.

— Никогда еще столь высокие гости не посещали мою лачугу, — смеялся Мартын, подавая Эдгару Слейнису жесткую руку. — Ну что? Бросьте куда-нибудь свои рюкзаки, снимайте пальто и будьте как дома! Истинные друзья бедности не стыдятся. Салака для голодного желудка найдется, спать уложу на пол. Садитесь за стол, дорогие гости!

Молодые люди сбросили рюкзаки, сняли пальто и сели за стол. Мартын Кадикис тем временем принес бутылку горькой и несколько десятков нанизанной на водоросли копченой салаки. Паулина положила на стол каравай хлеба и отрезала каждому по душистому ломтю. Кадикис наполнил стаканы и стукнул кулаком по столу.

— Черт побери, вот это событие — такие гости! А помнишь, как несколько лет назад мы с тобой стояли у рижской биржи труда в очереди безработных? Помнишь?

— Как же можно об этом забыть! — воскликнул Олиньш.

— А помнишь, как мне здорово попало от полицейских, когда была демонстрация безработных?

— Но им тоже от тебя досталось, — смеясь, добавил Ян.

— Еще бы! — гордо сказал Мартын. — Уж если кого ударю, так почувствует.

— Он и теперь все такой же сумасшедший, — заметила жена, ставя на стол масленку и усаживаясь с малышом на руках. — Знала бы, не вышла за него замуж.

— Теперь уж не то... — покачал он головой и поднял стакан, чтобы чокнуться. — Если бы не ты, Паулина, и наш маленький Петерит, меня бы давно здесь не было.

— Куда ты опять надумал бежать?! — возмутилась жена. — Будто бес в нем сидит и не дает покоя.