Ноктюрн

В назначенный для поездки день Пепе с утра начистил до блеска пуговицы, старательно расправил каждую складочку на своей солдатской форме и стал думать, что бы отвезти матери в подарок.

Так ничего и не придумав, Пепе выбрался из палатки. Стояла ненастная, промозглая погода. Плотные тучи нависли над землей. В такую погоду нечего было и думать о стрельбе. За завесой тумана уже много дней не видно было горных вершин.

Пепе огляделся. Зябко передернув плечами, он решительно зашагал к автопарку батареи, разместившемуся в стороне, под раскидистыми дубами. Джим наверняка там, надо посоветоваться с ним о подарке.

Проходя мимо кухни, Пепе остановился. Его внимание привлек стоявший в густом бурьяне полуоткрытый деревянный ящик, из которого торчало большое стекло. Оно было покрыто росой и в тени казалось зеленым.

Мальчику пришла в голову радостная мысль:

«Отвезу-ка я стекло домой, застеклю окно в комнате, чтобы зимой матери было тепло. Она будет рада, что я не забыл своего обещания».

Подойдя поближе, мальчик осмотрел ящик. Стекла в нем были побиты, только одно, прижатое к стенке, каким-то чудом уцелело. Пепе вытащил его, ее мокрой травой и взял под мышку.

Джим уже сидел в машине, ожидая мальчика. Он тоже принарядился, был весел и оживлен.

— Браво, Пепе! — крикнул он, хлопая широкими серовато-коричневыми ладонями, когда Пепе подошел, насвистывая негритянскую песенку. — Ты свистишь не хуже скворца. Ну, скорее прыгай в машину! Не забудь, мы сегодня же должны возвратиться. А это что такое, Пепе? Стекло? Кому ты его везешь?

— Я отвезу его матери, Джим. В окне нашего домика нет стекла. А я обещал его вставить. Джим, ты разрешишь мне взять с собой стекло?

— Конечно, бери. Это ты хорошо придумал — будет матери подарок. Поехали...

Пепе взобрался в кузов, сел, осторожно положив лист стекла на колени. Загудел мотор. Машина тронулась, и с ветвей за ворот рубашки полились струйки воды.

Ехали по размытой дождями равнине, машину кидало из стороны в сторону, пока добрались до шоссе, и Пепе потратил много усилий, чтобы стекло не разбилось. Туман постепенно таял. Кое-где уже обрисовывались горы.

Перевалив через горную гряду, машина стала спускаться в долину. Завеса тумана приоткрылась, и все вокруг залили ослепительные лучи солнца. Из сырых низин поднимался прозрачный пар, окутывал скалы, цеплялся за кустарник, медленно плыл к вершинам. Тому, кто в пору дождей впервые очутился в горах, могло показаться, что в долинах горят сотни дымокуров.

Мокрое от росы стекло в руках Пепе засверкало, точно прожектор. Мальчик сидел в машине, мурлыкая песенку. Он напевал, думая о том, какой прекрасной станет эта земля, когда победят врага, мужчины вернутся с фронта домой и примутся за работу. «За наше прекрасное будущее стоит бороться, а если надо, и умереть», — так часто говорит славный Джим.

Размышления мальчика нарушил гул в небе.

«Самолет!» — мелькнуло в сознании Пепе.

Он пристально вглядывался в сверкающие облака. Рокот усиливался. И вдруг облако над головами едущих как бы раздвинулось, из него на фоне синего неба вынырнула серая тень. На крыльях самолета можно было ясно различить черный крест.

— Фашисты! — крикнул мальчик и забарабанил по крыше кабины. — Джим, Джим, останови! Фашистский самолет!..

Джим резко затормозил, выскочил из кабины и взглянул на небо.

— Истребитель! Пепе, прыгай! Живо, за скалы!

— Беги, Джим, я только положу стекло...

Самолет снижался. В реве моторов потонул треск пулеметной очереди. Что-то сильно ударило мальчика в голову, он склонился к стеклу, прижался к нему щекой. Синее небо померкло, все погрузилось во мрак...

Джим вскочил в кузов, еще не веря случившемуся, поднял на руки легкое тело мальчика:

— Пепе... Слышишь, Пепе! Мальчик мой!..

Пепе не отвечал.

Машина медленно тронулась в путь. За рулем, ссутулившись, сидел Джим. Городок, где жила мать Пепе, был совсем близко.

Рыбаки из Паламоса

Луис Вентэро родился и вырос в Паламосе, что в шестидесяти километрах от Пиренеев, у Средиземного моря. Это самый обычный каталонский рыбацкий поселок, его серые домики растянулись вдоль отлогого берега залива. С обоих концов к поселку подступают скалистые кручи, поросшие стройными соснами, пиниями. От круч грядами протянулись в море остроребрые подводные камни и мысы.

Для кораблей и лодок наибольшую опасность представляют мыс Святого Себастьяна да Черный мыс, что севернее Паламоса. Не одна рыбацкая лодка разбилась на подводных камнях Черного мыса. Неохотно поминают его рыбаки, а если и помянут, то, уж конечно, не добром.

— Черный мыс — смерть рыбацкая, — наставляли своих отпрысков рыбаки Паламоса. — Застигнет там буря — лучше в море уходи, только прочь от гиблого места!

Когда приближаешься к Черному мысу, еще издали слышишь глухое клокотанье, словно стесненное дыхание какого-то чудовища. Так и кажется, что вспененные волны вливают в чью-то утробу и выхлестывают оттуда с мрачным клекотом. Суеверные рыбачки уверяли, будто это морские ведьмы дышат. Кое-кто из стариков божился, что своими глазами видел тот ведьмин вертеп.