Читаем Ноктюрн полностью

Я даже не знаю, насколько тут важны слова, а скорее – только звуки. Они и есть музыка. Как, представь, ты бы не знала русского и просто слушала неизвестного поэта. А – если интересно – это мы с тобой прощались под фонарями, и твое дыхание сияло в прохладном воздухе, как дыхание твоей души.


Золотистых ресничек печаль,

И прощания нежная скованность,

Из-под шапочки вьющийся волос

Зацепил за Луну невзначай…

И где тает с обветренных губ

Неуверенное дыханье,

В каждом вздохе – ты новая тайна,

И мечта, и болезнь, и любовь.


Наташа, Наташенька… тогда в метро… надо было и правда обнять тебя и никогда-никогда не отпускать )

Целую родная, уже скучаю, конечно, и очень жду воскресенья.


Видел тебя сегодня во сне несколько раз

Целую…

34

а вот во сне ты мне уже ответила )))

напишу еще вечером, мой хороший

люблю тебя


Привет… А что я почувствую – легко угадать )

Та же робость… Не робость в смысле нерешительности, нет. Говорил сегодня с Витькой – нелегко было. Погрустили с ним о прошлом, которое он тоже помнит, но которое осталось где-то в былых вёснах.

А робость – в смысле нежности. Знаешь же, что завтра Масленица, и проводы всего прошлого? И хотя веточки краснотала еще ожалены кой-где инеем, но там под инеем – полнятся уже новым теплом листвяные рубцы. Как будто – полнятся твоим именем, чтобы к Вербному дню из красной ночной почки (их до рассвета надо собирать и поместить в специальный "теремок") ты распушилась и вышла ко мне красной ласковой девой, любимой навсегда.

До завтра, Наташа!

35

Наташик…

4 часа до свидания )

Не знаю, может быть позже прочитаешь – просто о том, как ты всегда, каждый день, чуть начинаю мечтать – всегда неожиданна, как настоящая любовь


Мы давно не скворчащие дети,

Облепившие солнечный клен,

И косицы твоей на рассвете

Не расплел я девический лен…

Отчего ж твои губы трепещут

И слезою размылись черты?

Оттого ли, что в песенке вещей

Навсегда неожиданна ты?


Прости, не могу удержаться )

Люблю тебя

36

Наташа, любимая…

То, что было, – очень чисто и хорошо. И дальше будет так всегда.

Потому что Двенадцатая ночь – это языческий праздник Йоля, ночь, когда открыты врата миров и ночь рождения нового жизненного цикла.

Вот )

А на самом деле, – потому что мы сами так решили, когда-то давным-давно.

До завтра, моя маленькая.


Знаешь, это таинство, когда на белом листке вдруг оживают слова… Они похожи на стайку воробьев – редко сразу бывают в согласье, спорят, кто из них прячется, кто водит )

Главное – это видеть. На белом листе я чувствую что-то – сегодняшний вечер, тебя – но все это, как видения. На них надо настроиться и через них можно увидеть истинные чувства. А сами стихи – это просто окошки в наш вечный высший мир.


Сначала было как-то так:


Холодный ветер, стынут лужи,

Ты зябнешь, легкое пальто…


Я не пытаюсь оценивать эти строчки, как стихи. Это именно видения. И если ты читаешь – ты можешь видеть эти миры моими глазами.

Вгляделся, протер волшебное стекло )

И вот мозаичное окошко развиделось в мир наших чувств. Это о нашей прогулке, конечно. Я знаю, что луж не было. Ну а мы – по-настоящему есть:


Под каблуками рвутся лужи

И льдистый вспыхивает край:

Сто лет назад – я был простужен,

А ты хотела карнавал…

Кружила жара суета

Венецианское палаццо –

На гобелене наша тень

Столетье будет волноваться.


У нас еще не все детали ясны – за нашим волшебным стеклом. Но вполне видны мы… ты смотрела на меня сейчас такими чистыми девичьими глазами.

И мы выходим из столетней тени. Я верю твоим глазам и твоим губам.

Я люблю тебя.


Ах )))

Раз напав на тему )))

Вот еще стихи о простуде )))


Вымучен ангиной до хрипоты,

До зеленых блеклых фонарей,

Где через пустую площадь кто-то

Чуть бредет за выдумками фей,

Я судьбу не перестану каркать

И болезнь, как Фауст, страстно длю:

Лейтесь слаще, капельники марта!

В горле – катастрофа. Я люблю!

37

Утро сегодня пасмурное, а у меня на чердаке над головой – там окошко слуховое, и голуби по утрам воркуют иногда.


Как будто день – сырой и серый,

Но видишь, – сном окаймлены,

Рассвета голубые вены

Сложились в облике любви,

И голубиное наречье

Всё сплетничает об одном:

Все наши будущие встречи

Смешались в имени твоем.


Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя ))))

Нет, вот так:

Я люблю тебя!!!

Нет, вот так:


Наташа, любимая моя девочка. Ты мне очень нужна, – потому что смысл жизни был потерян. Потому что смысл жизни – это любовь, а любовь – это ты.

Чувство – как будто белой ночью над Невой разжимаются наконец скрепы мостов, тянутся к голубой комете в вышине. И она – вот-вот обернется рассветом, а рассвет – обернется тобой.

38

ау…

привет… вот потерял опять

нашел )


ты очень нежная

спасибо

и знаешь – ты такая же сумасшедшая, как и я

еще Франсуа Вийон писал: одни безумцы мыслят здраво, и лишь влюбленный не дурак

люблю и целую )

а сумасшедший в том, что влюбился в тебя как сумасшедший

мне очень нравится фраза из одной французской комедии:

– но разумно ли это?

– конечно нет!

поэтому так люблю Францию

Наташа, по правде – разве любовь не счастливое сумасбродство?


Доброй ночи, моя хорошая. И сладких снов )

Наверное, только завтра прочтешь, уже на работе…

Перейти на страницу:

Похожие книги

В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза