Ноктюрн (СИ)

- Тихо. Иначе нас найдут, – голос у него был хриплым и севшим, слегка напоминая рычание, словно он длительное время кричал. Он отпустил меня и я отошел от него на шаг.

- Кто вы? Вы из тех, кто поджег монастырь?

- О да, - доступная мне для видения нижняя часть лица исказилась в усмешке. – И если ты сейчас выйдешь на площадь, то рискуешь попасть под огонь. Мятеж уже неизбежен.

- Но зачем?! – растерянность и испуг мешали мне связно говорить, - Зачем вы это творите?! Ведь это же собор… там много икон и других…

- И всего того другого, что нажито Католической Церковью за счет народа, – отрезал мужчина.

- За что вы так не любите Церковь? – нахмурился я. – Она же поддерживает веру и государство.

- Я ничего не имею против веры, но вот только сомневаюсь, что она имеет что-то общее с Церковью. Эти клирики лишь играют нашими правителями как марионетками, заставляя их плясать под дудку, – сказал тот.

- С чего вы это взяли.

- По-твоему, призывы к поклонению Католической церкви и Папе, хотя он всего лишь человек – это не самое настоящее внушение? – промолвил бунтовщик. – Из-за этих интриг люди прожигают свою жизнь попусту, в самопроизвольных лишениях и воздержаниях, будто бы так и надо. Не разрешают себе даже четверти той радости и удовольствия, что могли бы испытать за свою единственную, короткую жизнь, вынуждая себя и своих детей гнить в сырых кельях в надежде на призрачный рай после смерти, в то время, как хваленые епископы и иже с ними пускаются во все тяжкие, для народа оставаясь с умытыми руками, - я понятия не имел, что ответить на это, но знал, что имею дело с противником влияния Церкви на народ, но не противником веры. По сути, я сам оказался заложником Церкви, что через моего отца сластолюбиво обещала мне полную печали и священных ограничений жизнь. Раз так, то мы, получается, союзники.

- Как ваше имя?

- Сальваторе Дельмонте, к вашим услугам, сеньор, – человек снял с головы капюшон: треугольный овал лица, собранные в тонкий хвост русые волосы, светлая кожа и миндалевидные зеленые глаза с поблескивающей в них хитрецой в тонкой кайме черных ресниц. Весьма приятное лицо двадцати пяти-тридцати лет. Вот только голос совсем ему не соответствовал. Похоже, Сальваторе действительно охрип по какой-то причине. Еще он все время прижимал руку к груди. Ранен?

- Как ваше имя, юный сеньор?

- Анджело Моничелли.

- Вот как. Значит, ваш отец – один из епископов? – спросил Сальваторе и внезапно сорвался с места. Я тоже метнулся в сторону. Сено в повозке, за которой мы прятались, вспыхнуло – в него попал горящий факел.

- Пошли отсюда! – схватив меня за руку, не давая отстать, Дельмонте пробежал по краю площади и нырнул под парусину начинавшихся неподалеку торговых рядов, сейчас, в виду царящего сумбура, уже пустых. Свернув в арку, проследовал в узкий проход между двумя домами. Горящая Сан-Марко с ее испуганными криками и треском пламени осталась позади.

Теперь в тишине пустых улочек слышались лишь наши быстрые гулкие шаги и хриплое, какое-то судорожное и тяжелое дыхание Сальваторе.

- Куда мы идем?

- Подальше. Там слишком опасно, – прохрипел он, лавируя между домами.

- Но разве вы не должны находиться с вашими…

- Я уже сделал все, что от меня требовалось. Моя роль сыграна. Жаль только, епископу тогда удалось выкрутиться, но времени уже не осталось…

- Так это вы совершили покушение на епископа?! – ошарашено выдохнул, я, едва поспевая за ним, - Да вы безумец! Вас повесят, если найдут!

- Меня не успеют повесить, даже если найдут, - странно и горько улыбнулся он. – Разве что куклу за неимением. – мы вышли к протягивающемуся вдоль береговой линии высокому парапету из грубого камня. Сальваторе остановился, слегка дрожа. – Сейчас, мой милый Анджело, я не желаю думать ни о чем, но хочу провести с тобой оставшееся мне время. – он обнял меня за талию, но после моих попыток вырваться и убежать, схватил за запястья, – Ты меня не узнаешь?

- За кого вы меня принимаете?! Отпустите меня! – я выворачивал руки как мог, он едва успевал меня останавливать.

- Анджело, глупый бутон, посмотри на меня! Ну же!

Я замер, прекратив вырываться, сквозь разведенные в стороны руки, сжатые в пальцах Сальваторе, глядя на него. Его лицо, окрашенное закатным солнцем, мне ни о чем не говорило, но вот голос… Только сейчас я смог узнать за его рычащей хрипотой знакомые мелодичные интонации.

- Баута?! – изумленно выдохнул я.

- Да, это я. Успокойся, – он обнял меня и я наконец расслабился.

- Что стало с твоим голосом? Я мог бы легко узнать тебя по нему, но не смог! – отстраняясь, воскликнул я.

Так значит, мой Ночной Кошмар носит имя Сальваторе Дельмонте и является тем, кого вот уже полгода преследуют папские ищейки.

Он не ответил, положив руки на парапет и глядя на беспокойную воду внизу.

- Сальваторе…

- Это не мое имя.

- Как? – я растерялся окончательно, – Почему?

- Я назвался им там – на площади, для безопасности моей семьи на случай, если кто-то нас услышит. Никто не должен знать настоящее имя того, кто пошел против Католической Церкви.

- Понимаю.