Ноктуарий. Театр гротеска

Стряхнув оцепенение, мы покинули цех сплоченными рядами, шагая размеренным шагом, не говоря ни слова. Мы не нашли Блехера на улице – впрочем, не думаю, что после всего кто-то ожидал встретить его у фабрики. Серый туман, что укрывал дорогу в город, был особенно плотен, и мы едва могли видеть друг друга, пока расходились по домам. Никто не проронил ни слова, не заговаривал о том, что случилось с Блехером, словно в угоду негласному обету тишины. Как мне казалось, любое упоминание о происшествии с Блехером отрезало бы нам обратный путь на завод – а больше, по сути, нам некуда было идти, негде было заработать на жизнь.

В тот вечер я рано лег спать, приняв значительную дозу снотворного, чтобы сразу же заснуть и не проводить, как прошлой ночью, долгие часы в раздумьях о происхождении (где-то на Земле) и последующем назначении (для какой-то иной фабрики или завода) металлических деталей, которые я собирал целыми днями. Встал раньше обычного, но вместо того чтобы задержаться в своей комнате и, вероятно, начать раздумывать о событиях предыдущего дня, я пошел в небольшую закусочную в городе, которая, как я знал, открыта по утрам и где можно позавтракать.

Когда я вошел в закусочную, то увидел, что там собралось необычно много народу: столы, кабинки и табуреты у прилавка были по большей части заняты моими коллегами с фабрики. В кои-то веки я был рад видеть этих людей, коих раньше считал «пожизненниками» на работе, с которой никогда не собирался связываться надолго, все еще теша себя надеждами на некое туманное будущее. Я поздоровался с несколькими трудягами, направляясь к незанятому табурету у стойки, но никто не ответил мне, разве что головой кивнул. Впрочем, они и друг с другом не общались.

Сев за стойку и заказав завтрак, я узнал человека справа от меня, работавшего за соседним с моим сборочным столом. Я был почти уверен, что его зовут Ноулз, но, не называя его по имени, просто как можно тише сказал «доброе утро». Сперва Ноулз не ответил, просто продолжая смотреть в тарелку перед собой и вяло ковыряясь в ней вилкой. Не поворачивая головы, Ноулз еще тише, чем я, вымолвил:

– Слышал про Блехера?

– Нет. А что с ним?

– Умер.

– Умер? – ответил я, причем так громко, что все остальные в закусочной уставились на меня. Пришлось снова перейти на конспиративный полушепот: – Как? Что с ним случилось?

– Он снимал жилье. Хозяйка и нашла. Сказала, что он вел себя странно, когда вернулся вчера с работы. На ужин не вышел. Она стучала-стучала в его комнату, да так и не достучалась. Попросила одного из постояльцев-мужчин заглянуть к нему, отперли дверь – а он там лежит на кровати, лицом вниз, кругом открытые баночки из-под лекарств, которые ему прописывали. Выпил-то далеко не все, что было, но умер от передозировки. Как будто просто хотел забыть о том, что видел, и выспаться хорошенько.

– Я и сам так иногда делаю, – признался я.

– Может, так оно все и было, – ответил Ноулз. – Теперь мы этого уже не узнаем.

Покончив с завтраком, я заказал чашку кофе, а потом еще и еще одну, последовав примеру многих других, включая Ноулза. Наконец начался наплыв новых посетителей, и мы всей толпой отправились на работу.

Когда мы прибыли на фабрику в темноте и тумане за несколько часов до рассвета, у входа нас уже ждало несколько работяг. Казалось, никто из них не хотел первым входить внутрь и включать свет. Только после того, как все мы подошли к фабрике, кто-то шагнул-таки внутрь. Именно тогда обнаружилось, что кое-кто нас уже опередил и включил свет. Мы не знали этого типа. Он стоял там, где раньше трудился Блехер, прямо напротив моей сборочной стойки, и проделал уже большой объем работы. Руки его мелькали в воздухе с такой скоростью, что их очертания как бы рябили.

Мы прошли к своим столам, заняли привычные рабочие места. Но то и дело бросали на него подозрительные взгляды – на этого новичка, заменившего Блехера и занявшего его место. Он работал в бешеном темпе – руки порхали, как пара белых пауков, плетущих одну ловчую сеть на двоих, остальное же тело сохраняло абсолютную невозмутимость. Он ничем не отличался от рядового рабочего завода – серая форма, разношенная, явно не старая, но уже и не новая. Только безумное сборочное рвение его и отличало от остальных – казалось, все его внимание поглощено процессом. Неизвестный новичок не поднял глаз, даже когда мы стали занимать свои места, не ответил ни на один брошенный на него подозрительный взгляд – лишь, поглощенный манипуляциями, ввинчивал и скручивал, свинчивал и вкручивал, да так, что не видел ничего вокруг.

Да, нас встревожила и смерть Блехера от передозировки лекарств, и появление этого трудоголика, занявшего место покойника, и поэтому как-то само собой секрет временного управляющего отошел на второй план. Новичок оттягивал внимание, еще вчера целиком поглощенное конторкой с матовыми перегородками, но даже его фигура, будившая самые разные подозрения и домыслы, меркла в сравнении с мрачной атмосферой кошмара, доведшей Блехера до срыва и подтолкнувшей к гибели.