Ноктуарий. Театр гротеска

Наш временный управляющий

Эту рукопись я отправляю за рубеж для публикации и надеюсь, она прибудет по адресу. Считаю, что затронутые в ней вопросы касаются всех и каждого, в том числе и людей за границей, потому что влияние «Квайн Организейшен» все разрастается. Граница – субъект, само собой, политический, а Организация – сугубо коммерческий, и обычно люди в вашем положении, занимающиеся журналистскими расследованиями, не считают такие субъекты тождественными. Но все мы сейчас, какую сторону от границы ни возьми – граждане скорее «Квайн», нежели какого-либо «государства». Лично я давно перестал разделять эти понятия, слившиеся до полной неразличимости, и такое утверждение может показаться паникерским или эксцентричным людям за рубежом, ближайшим соседям. Я-то знаю, нас, здешних, зачастую почитают за люд несколько отсталый, цепляющийся за небольшие, приходящие в упадок городки, разбросанные по безотрадному ландшафту, что почти круглый год укрыт плотными серыми туманами. Именно так «Квайн Организейшен» – то есть по сути, моя родина, – обманчиво представляется миру, и именно поэтому мне не терпится (по, предупреждаю, не всегда предельно очевидным причинам) поделиться одним случаем из жизни.

Начнем с того, что большую часть года я работаю на фабрике, расположенной недалеко от одного из этих маленьких, чахнущих городков, укутанных туманами. Здание представляет собой невзрачное одноэтажное сооружение из шлакоблоков и цемента. Внутри находится одно просторное рабочее помещение и небольшой угловой кабинет с окнами из матового стекла. В кабинете же – несколько картотечных шкафов и стол, за которым сидит начальник фабрики, пока рабочие снаружи стоят за несколькими квадратными сборочными столами. Вокруг каждого стола, или «станции», выстроилось по четверо трудяг, по одному с каждой стороны. Их первая (и, что уж там говорить, единственная) задача – ручная сборка металлических деталей, которые доставляются нам с другого завода. Никто из тех, кого я когда-либо спрашивал, не имеет ни малейшего понятия о более крупной технике (если в самом деле это какая-то техника), для которой предназначены собираемые нами запчасти.

Когда я впервые устроился работать на завод, я не собирался задерживаться надолго, потому что когда-то у меня были далеко идущие планы на жизнь, пускай конкретного характера эти планы не имели, оставаясь довольно туманными в моем юношеском сознании. Хотя работа не была тяжелой и мои коллеги были достаточно дружелюбны, я не представлял себя вечно стоящим возле сборочного стола, за которым меня закрепили, и соединяющим одни куски металла с другими, от одного перерыва для проветривания мозгов от монотонной рутины до другого, скажем, обеденного. Почему-то мне никогда не приходило в голову, что в соседнем городе, где я и другие рабочие с завода жили (на работу и с работы мы ехали по одной и той же туманной дороге), не существовало более интересных перспектив для меня или кого-либо еще, что, несомненно, объясняет неопределенность и бесплотность моих юношеских надежд.

Так случилось, что я работал на фабрике всего несколько месяцев, когда произошло единственное изменение, нарушившее сборочно-детальный распорядок дня, единственное отклонение от ритуала, длившегося незнамо сколько уж лет. Перемена в нашей трудовой жизни поначалу не давала большого повода для опасений или беспокойств – никому даже не поменяли назначение или дозировку лекарства. Отметим, что почти все по эту сторону границы от чего-то чем-то лечатся, в том числе и я. Связано это, по всей видимости, с тем, что здесь все врачи и фармацевты получают зарплату в «Квайн Организейшен», а эта компания известна масштабным химическим производством.

Просто в один прекрасный день из своего кабинета к нам вышел начальник фабрики, что случалось достаточно редко, и стал прогуливаться вдоль плотно выстроенных сборочных столов. Впервые с моего поступления сюда на службу рутина нарушилась в промежутке между положенными по распорядку перерывами на обед или на отдых.

Руководитель наш, мистер Фроули, был мужчиной крупным, но отнюдь не грозным на вид. Говорил и двигался он в какой-то летаргической манере, что, возможно, было лишь следствием его массивного телосложения. Да и медлительность могла быть вызвана каким-нибудь лекарством – его побочным, а может, и основным эффектом. Мистер Фроули протиснулся не без труда в самый центр цеха и обратился к нам в своей неторопливой манере:

– Меня вызывают по делам компании. В мое отсутствие заправлять всем здесь будет временный управляющий. Он любезно согласился взять на себя мои обязанности, начиная с завтрашнего дня. Надолго ли он с вами останется – сказать не могу.