Ноктуарий. Театр гротеска

– Documentes. Passportas! – Одного только взгляда на эти желто-коричневые лица достаточно, чтобы понять: ты прибыл туда, куда нужно. Ты отправился на этот остров, покрытый джунглями, в эту тропическую канализацию, к огромному храму, вырисовывавшемуся из туманов твоих снов. Во всех городах там шли дожди, улицы превращались в водостоки.

– Дисантерия[12], — объявил лечащий врач. Но он не был похож ни на одного из врачей, которых ты искал в том краю. Амебная дизентерия – вот она, кошмар продолжался, он принимал множество разных форм. Тропа кошмаров – путь к избавлению. И ты был готов по этой тропе зайти так далеко, как тебе было нужно, чтобы найти путь избавления – так же сейчас юный гость шагает по тропинке к твоей лачуге на краю болота святого Альбана, чтобы познать тот ужас, что ты привез с собой. Экспонаты Выдуманного Музея. Твоя хижина превратилась в галерею ужасов, которые ты внушал своим ученикам сомнамбулической болтовней и метаморфозами плоти; галерею возмутительных чудес, которые никого не возмущают. Только оставшись один в своей квартире и в воображении воссоздавая то, что рассказали мне другие, я воспринимал эти чудеса как кошмары, чем они и были. Я знал это благодаря своим лихорадочным видениям, о которых никто больше не ведал. Это они были симпатическими организмами, но не я. Я был антагонистичен тебе. Храм тантрической медицины – то, что ты мечтал найти в этой тропической канализации; место, где творились чудеса, где секта «врачей» могла проводить самые эзотерические процедуры и вести совершенно незаконные практики. Но что же ты нашел вместо этого?

– Дисантерия, – объявил лечащий врач. А потом небольшая группка местных, тех, с желто-коричневой кожей, рассказала тебе, рассказала нам, да, нам, еще об одном святилище, безымянном. «Там лечат от живота». Амебная дизентерия, просто еще одна разновидность органического кошмара, от которого в прошлом тебя не мог избавить ни один из врачей, к которым ты обращался.

– Как можно вылечить болезнь от самой себя? – спрашивал их ты. – Мое тело – одна большая опухоль в заложниках у другой опухоли, еще большей; комок болезней, что извечно раздираем болезнью изначальной. И есть еще мой разум – еще один вид болезни; хворь, поразившая хворь. Повсюду наблюдаю я страдания тел и страдания душ, любой организм – это очередная болезнь и все это – один большой органический кошмар. Куда вы ведете меня? – так кричал ты, и я тоже кричал этим желто-коричневым туземцам.

– Мы вылечим твой живот. Нам ведомо. Нам ведомо, – отвечали они, повторяли эти слова снова и снова, пока город исчезал за деревьями и виноградной лозой, за гигантскими цветами, пахнущими гниющим мясом, за плесенью и грязью тропической канализации. Они знали болезнь не понаслышке, с кошмаром были на короткой ноге – ибо жили в таком месте, где организм процветал без всяких ограничений, его формы были разнообразны и экзотичны, а судьба – неизбежна.

– Дисантерия, – объявил лечащий врач.

Они знали путь сквозь каменные коридоры, вдоль стен, сочащихся слизью, стен, мягких от плесени. Они направлялись в центральный зал безымянного храма. В разбитом сердце святыни повсюду горели свечи – их мерцающий свет выхватывал из мрака росписи и декоративные украшения. Замысловатые фрески проступали на стенах, смешиваясь со слизью и плесенью тропической канализации. Скульптуры всех размеров и форм виднелись во влажных, тягучих тенях. В центре комнаты находился большой круглый алтарь, огромная мандала, сложенная из бесчисленных драгоценных камней, а может, то были просто куски стекла, но они блестели в мерцании свечей, как клубки разноцветных слизевиков.