Вопреки своему последнему заявлению Гроссфогель продолжал расписывать нам, вынужденным изрядно раскошелиться ради этого спектакля, как ужасен теперь мир, встающий пред его глазами, как омерзительно его собственное тело, терзаемое желудочными муками, и как печальна участь того, кто видит мир под таким углом. Гроссфогель был уверен в том, что умирает, несмотря на все предпринятые в больнице меры к его спасению, и что для спасения ему нужно дать умереть своему «я» – душе, личности, сознанию, – окончательно и бесповоротно. Это непременное условие, заявил он, подвигло его тело к «метаморфическому исцелению». Через пару часов, заявил нам Гроссфогель, он более не испытывал острых болей в животе, вгоняющих в обморок, и более того – он стал способен выносить свою способность прозревать «движущую тьму во всем сущем». Поскольку личность, бывшая Гроссфогелем, сгинула без остатка, тело стало существовать в качестве «успешного организма», который не тревожат фиктивные искания ложного разума и фальшивой, нереальной личности. Как он сам выразился –
– Вопрос физического выживания, не более того, – сказал он. – Вот что вы должны все понять. Любой из вас способен на такое преображение.
Пресловутое метаморфическое исцеление, уничтожившее Гроссфогеля-личность и вознесшее Гроссфогеля-тело, прошло настолько успешно, заверял экс-художник своих зрителей, что поначалу он провел долгое время в разъездах на дешевых междугородных автобусах, возивших его на большие расстояния вдоль и поперек страны. Теперь он мог наблюдать за разными людьми, местами и вещами при помощи своего нового зрения, способного увидеть тень, проникающую в них, и тьму, их оживляющую, так как более он не был рабом ложных концепций, созданных разумом или воображением – эти препятствующие механизмы полностью удалили из его системы – и не пребывал в плену ложного представления о том, что хоть кто-то или что-то в мире обладает душой или сознанием. Куда бы Гроссфогель не направлялся, везде он наблюдал одно и то же зрелище, которое раньше почти до смерти его напугало.